Житие преподобного отца нашего Серафима Саровского - [45]

Истинное познание добра и зла только можно иметь тогда, когда подвижник благочестия придет в сочувствие будущего осуждения и предвкушения вечного блаженства, что совершается в душе благочестивой еще в здешней земной жизни таинственным и духовным образом.

Прежде рассуждения добра и зла человек не способен пасти словесных овец, но разве бессловесных; потому что без познания добра и зла мы действия лукавого постигать не можем.

А потому настоятель, яко пастырь словесных овец, и должен иметь дар рассуждения, дабы во всяком случае мог давать полезные советы каждому требующему его наставления: ибо, как говорит Петр Дамаскин (Добротолюбие, Петра Дамаскина. О назидании души добродетельми. Ч.3, л. 52), несть всякий человек верен дати совет ищущим; но кто от Бога прием дар рассуждения и от многого пребывания в подвижничестве стяжа ум прозрителен.

Настоятелю должно также иметь дар проницательности, дабы из соображения вещей настоящих и прошедших он мог предусматривать и будущее, и проразумевать козни вражии.

Отличительным характером настоятеля должна  быть любовь его к свои подчиненным: истинного бо пастыря, по словам Иоанна Лествичника, показует любовь его к своему стаду. Ибо любовь принудила распяться на кресте Верховного Пастыря (В книге к пастырю, гл. 5, л. 178).

43. Наставление настоятелю, как управлять братиею.

Некоторый настоятель, быв по случаю в Саровской пустыни, при встрече с отцом Серафимом просил у него совета, как управлять братиею. Отец Серафим дал ему следующее наставление: всякий настоятель да сделается и пребудет всегда в отношении к подчиненным благоразумной матерью.

Чадолюбивая матерь не в свое угождение живет, но в угождение детей. Немощи немощных чад сносит с любовию; в нечистоту впадших очищает, омывает тихомирно, облачает в ризы белые и новые, обувает, согревает, питает, промышляет, утешает и со всех сторон старается дух их покоить так, чтоб никогда не слышать ей малейшего их вопля, и таковые чада бывают благорасположены к матери своей. Так всякий настоятель должен жить не в свое угождение, но в угождение подчиненных, должен к слабостям их быть снисходителен, немощи немощных  сносить с любовию, болезни греховные врачевать пластырем милосердия, падших преступлениями подымать с кротостию, замаравшихся скверною какого-либо порока очищать тих и омывать их возложением на них поста и молитв сверх определенных обще для всех; одевать учением и примерною жизнию своею в одежды добродетелей, непрестанно бдеть о них, всеми способами утешать их, и со всех сторон ограждать мир их и покой так, чтобы никогда не было слышно ни малейшего их вопля, ниже ропота; и тогда они с ревностию будут стремиться, чтобы доставить мир и покой настоятелю.

Пророчества преподобного Серафима Саровского

I. Об устроении Дивеевской Лавры

1. Благословение Пресвятой Богородицы

«Послушай, радость моя!- продолжал отец Серафим («да так-то сладостно, хорошо», - прибавила Ксения), - я тебе открою тайну, только смотри, умолчи ее до времени. Сама Божия Матерь ведь избрала это место! А чего Царица-то Небесная не возможет; все будет у Ней! Вот она приказала мне, убогому Серафиму, поставить мельницу для девушек в два постава, чтобы она вечно кормила бы их. Потом благословила Матерь-то Божия и церковь им свою выстроить, матушка! Во, радость моя, благодать-то у нас какая: и мельница, и церковь, и земля, и все, все свое у нас будет! Это я тебе только говорю, а ты умолчи до времени». Ксения хотя и слушала батюшку, но странно показалось ей, как все это может возникнуть, когда ничего у обители  и сама земля – чужая кругом. Тогда отец Серафим, провидя ее мысли, взял за руку, потрясая ее, и произнес: «Ведь вот ты какая! Говоришь, что любишь меня, а усомнилась и не веришь убогому Серафиму! Поверь мне, матушка, все это совершится!» Вид отца Серафима при этом был чудесен, привлекателен и весьма вдруг просветлел…(1)

Старица Домна Фоминишна (впоследствии монахиня Дорофея) сообщила следующее (Летопись №6. рассказ № 38): «Я пришла, - говорила она, - по благословению батюшки Серафима в Дивеев на мельницу. Старшая Прасковья Степановна приняла меня; тут было уже двенадцать сестер, я – тринадцатая. Ничего еще не имея, жили мы все в  одной келлейке; потом постепенно выстроил нам батюшка еще келлию, под названием больничной; после еще две келлии, а сестры-то все поступали да прибывали, и приказал нам батюшка, кроме этих четырех, еще выстроить большую келлию, сказав: «В ней госпожа будет жить!» Мы все так и думали, что в нее приедет к нам жить какая-либо высокородная госпожа-барыня, но все нет да нет никого. Так наконец и скончался наш батюшка, а по кончине его принесли к нам по завету батюшки и прямо в эту келлию и поставили чудотворную икону его – Умиления Божией Матери, «Всех радостей радость», как он ее всегда называл, пред которой на коленочках во время молитвы и отошел, словно будто и не умер. Стал этот корпус наш трапезою, и тут только поняли мы все, о какой Высокой Госпоже предрекал наш батюшка! И все служили мы Ей, потому что пред Нею всегда, не переставая, читались акафисты! Так-то вот, все, все знал батюшка, все было ему открыто, и по вере к нему собирались мы жить все равно,