Житие Маштоца - [3]
Автор вышеприведенных строк прав, когда заявляет, что "достоверный историк Лазарь Парбский ни слова не говорит о какой бы то ни было его (т. е. Маштоца. - К. М.-О.) деятельности в Грузии и Албании", но он запамятовал, что наш историк вообще мало что говорит и о Маштоце и о его творческой деятельности по созданию письмен. Л. Парпеци своего читателя отсылает к труду Корюна: "Если кто желает все это достоверно знать, пусть он осведомится из Истории желанного мужа Корюна, ученика блаженного Маштоца, прочитав историю-жизни его... письмен.., что и мы, многократно читая, достоверно познали"10.
Имеются и другие возражения против участия Маштоца в деле создания грузинских и агванских письмен, которые сводятся к следующему: "Месроп естественно должен был бы предложить соседним народам уже готовые армянские письмена". Это никак не вяжется с думами и планами Месропа. Великий народолюбец вел борьбу именно против иноземного, чуждого влияния даже в культурном отношении; как же он мог предложить соседним братским народам, борющимся вместе с армянским народом за обретение свободы и независимости родного народа против иноземных захватчиков армянские письмена, mutatis mutandis, те же чужеземные письмена?!
И в самом деле, не один Лазар Парпеци пользуется творением Корюна как достоверным и авторитетным источником по истории жизни и культурного подвига Маштоца. Из этой маленькой, но драгоценной книжки черпали свои основные свдения о данном вопросе как Мовсес Хоренаци, так и последующие армянские историки и летописцы, лишь местами кое-какими сведениями дополняя повествование Корюна или же интерпретируя вскользь сказанное этим первоисточником. Об этом речь будет ниже.
3
О Корюне, авторе этого превосходного первоисточника по истории создания письмен, у нас нет подробных сведений. Если исключить высказывания самого автора о себе и связях его с великим Вардапетом и однокашниками по учебе и просветительской деятельности, а также кое-какие упоминания его имени вместе с другими учениками Маштоца в греко-латинской письменности11, у нас нет других достоверных сведений о нем. Однако, несмотря на это, все армянские историки V века и другие писатели до конца XVIII века восторженно отзываются о нем, называя его *** - "желанный муж Корюн", *** - "блаженный муж Корюн", *** - "блаженный Корюн", *** - "муж духовный Корюн" и т. д. Впрочем, этим и исчерпываются наши сведения о личности и литературно-общественной деятельности нашего замечательного писателя.
Характерно одно пока что не поддающееся объяснению обстоятельство, почти все видные деятели, соратники, ученики виднейшего народолюбца, просветителя Месропа Маштоца, не исключая и его самого, безусловно упоминаются по имени рода. нахарарства или по месту рождения, или же по характеру своих общественно-политических занятий. Так, например, из соратников и учеников Маштоца, помимо царей, католикоса и главных епископов, упоминаются: хазарапет Араван, хазарапет Ваан Аматуни, Васак Сюни, Амаяк и Вардан Мамиконяны и др.; главные ученики Вардапета: Езник Кохбаци, Иосеп Вайоцдзореци, Иоанн Екехецаци. Иоанн Пахнаци, Тирайр Хордзенаци, Мушэ Таронаци и т. д. Родовые имена или прозвища некоторых из них, если и не упомянуты Корюном, то во всяком случае они тем или иным путем уточнены позднейшими писателями. Лишь один Корюн, кроме вышеприведенных лестных эпитетов, нс удостоился и в дальнейшем уточнения своей родовой принадлежности.
Таким образом, все наши биографические сведения о Корюне мы вынуждены черпать лишь из pro же труда о Маштоце и изобретении письмен.
Что же пишет он о себе?
Корюн неоднократно заявляет, что был учеником великого Вардапета, "находясь в положении особливого ученика его, хотя и был я, - говорит он, среди них по возрасту самым младшим"12, и, как свидетельствует он в другом месте, "мы воочию видели облики (Саака и Маштоца), присутствовали при исполнении духовных деяний, слушали вдохновенное учение их, (сами были) прислужниками их, согласно евангельским повелениям"13. Что он почти постоянно находился при своем Вардапете, это явствует и по описанию последних часов жизни Маштоца: "И когда, отделившись от своих питомцев-учеников... он, облегченный от болей, пришел в чувство, приподнялся (на месте), сел среди собравшихся и, подняв всегда распростертые к небу руки, поручил всех оставшихся (в живых) милости божьей и просил помощи для них... И он (Маштоц), завещав святым любовь и согласие, благословил близких и далеких... скончался"14.
Так мог написать лишь очевидец, человек, постоянно находившийся при Маштоце, и описавший мак участник похоронную процессию от Нор-Кахака (ныне г. Эчмиадзин) до Ошакана, где и поныне находится усыпальница великого просветителя.
Маштоц своего любимого ученика, по всей вероятности, постоянно брал с собой во время "хождния в народ" или, когда он объезжал соседние страны по делам распространения просвещения, давал ему специальные ответственные задания, как например, во время поездки Гевонда и его, Корюна, в Константинополь, где "они встретились с Езником и присоединились к нему, как к самому близкому однокашнику, и там совместно довершили дела духовных нужд" (Там же, стр. 110). Это произошло после Ефесского собора.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.