Житие Дон Кихота и Санчо - [148]

В ряде эссе Унамуно постулировал свое право заблуждаться и быть непоследовательным, оставаясь при этом искренним; в «Житии Дон Кихота и Санчо» Унамуно может сам себе противоречить, но в то же время остается последовательным с иной, более важной для него точки зрения; точнее, строгая логическая последовательность рассуждений заменена другой, не менее строгой: Унамуно всякий раз принимает сторону Дон Кихота. А так как поступки и слова сервантесовского Дон Кихота Унамуно переделать не в силах, ему приходится, следуя за развитием сюжета романа, менять свою точку зрения на мир, но не на Рыцаря Печального Образа — иначе говоря, для Унамуно Дон Кихот прав, когда принимает постоялый двор за замок, и прав, когда не принимает.

Позиция автора «Жития Дон Кихота и Санчо» по отношению- к событиям романа Сервантеса субъективна, но не произвольна. Постоянство точки зрения Унамуно отмечает «на полях» своей работы о «Дон Кихоте» С. Г. Бочаров: «Унамуно находит мистику там, где в романе мистификация. Он последовательно игнорирует критическое сознание как точку зрения в книге Сервантеса, в структуре ее мысли и композиции. (…) То, что в самой «жизни» романа Сервантеса ее внутренней проблемой является отношение воображения и реальности существования, сознания и бытия, поэзии и действительности, — гносеологическая проблема, то, что критическое сознание есть «одна сторона» романа Сервантеса и одна из двух его составляющих точек зрения (другая столь же значимая точка зрения — «некритическое», «онтологическое» сознание Дон Кихота), — это для Унамуно «не имеет большого значения». Для него не имеет большого значения объективная композиция книги Сервантеса, форма, которую этой истории придал сам автор: Унамуно кихотист, а не сервантист».[139]

В своих эссе Унамуно несколько раз описывает популярный в начале века трюк гипнотизера: загипнотизированному внушается, что через несколько дней он должен явиться в определенное место, а когда в назначенное время этот человек приходит в назначенное место, он приводит убедительные причины, которые его туда привели. Но все, кто присутствовал при опыте, знают, что, сколь бы логичным ни казалось объяснение, настоящей причиной остается установка гипнотизера. Так вот в «Житии Дон Кихота и Санчо» сам Унамуно подчас напоминает такого загипнотизированного, когда ищет и находит объяснения действиям Рыцаря, оправдывая его перед читателями, тогда как ясно, что Дон Кихот для Унамуно всегда прав, именно потому, что он Дон Кихот.

Приведем один пример. Почему Дон Кихот считает справедливым покарать погонщиков на постоялом дворе, Хуана Альдудо, толедских купцов, бискайца Санчо де Аспейтиа, янгуэсцев, но освобождает каторжников? Чтобы ответить на этот вопрос, Унамуно формулирует теорию «немедленного наказания»: «Дон Кихот карал, это верно, но карал, как карают Бог и природа, без проволочки; эта кара — самое естественное последствие прегрешения. (…) Суд его был скорый и действенный; приговор и кара были для него нераздельны…» (глава XXII части первой «Жития» — наст. изд. С. 76). Эта теория справедлива только применительно к Дон Кихоту и только в конкретном эпизоде, но большего от нее и не требуется: действия Рыцаря и в этом случае предстают единственно верными и справедливыми.

Унамуно нередко оправдывает противоречия, возникающие между отдельными поступками сервантесовского Дон Кихота, изначальной двойственностью его бытия. Исследователи философии Унамуно отмечали, что для него даже такие «предельные» понятия, как Бог, Мировой разум, Вечная жизнь, Испания, антиномичны, несут в себе агонию — вечную борьбу двух противоположностей.[140] Двойствен и образ Дон Кихота, испанского Христа (ведь и сам Иисус Христос был одновременно Сыном Божьим и Сыном Человеческим). Образ Дон Кихота, оставаясь для Унамуно законченным идеалом, способен вместить в себя устремления Рыцаря — и простого идальго, любовь к Дульсинее как желание достичь Славы и таким путем заслужить бессмертие — и любовь к Альдонсе, в основе которой неосуществленное, но не менее сильное желание обрести бессмертие, продолжив свой род на земле. И в «Житии Дон Кихота и Санчо», и в более поздних произведениях Унамуно истинное бессмертие достигается как раз в борьбе двух этих разнонаправленных устремлений в душе человека.

Кихотизм как философская система и как религия, которую Унамуно исповедует сам и проповедует испанцам, вырастает из ключевой для писателя философской и жизненной проблемы: я не знаю, что будет со мной после смерти, но мне нужно найти способ жить, не мирясь с этой неизвестностью. Сущность кихотизма как практического решения проблемы лучше всего сформулировал сам Унамуно в одном из эссе, написанных в ходе работы над «Житием Дон Кихота и Санчо»: «…в основе безумия Дон Кихота лежит» безумная жажда бессмертия: «если мы сомневаемся в том, что дух наш пребудет, она заставляет нас по крайней мере страстно желать бессмертия и славы для имени» (см. эссе «Глоссы к «Дон Кихоту»: Основа кихотизма» — наст. изд. С. 248).

В «Житии Дон Кихота и Санчо» Унамуно дополняет и развивает концепцию кихотизма представлением о раздельном существовании Дон Кихота и его «идеи о самом себе»: «Бедный и хитроумный идальго не стал искать ни преходящей выгоды, ни телесных услад; он стремился обессмертить и прославить свое имя, ставя тем самым свое имя превыше себя самого. Отдал себя во власть идее о самом себе, вечному Дон Кихоту, памяти, каковая о нем останется» (глава I части первой «Жития» — наст. изд. С. 26).