Житие Дон Кихота и Санчо - [13]

Хозяин постоялого двора был человеком, успевшим постранствовать по свету, причем сеял он злодеяния, пожинал же осмотрительность. Да такую искушенную, что когда Дон Кихот в ответ на соответствующий вопрос сказал, что «у него нет ни гроша, так как ни в одном романе ему не приходилось читать, чтобы странствующие рыцари возили с собой деньги», то трактирщик молвил, что он ошибается: «в романах об этом, правда, не пишется, так как авторы не полагают нужным упоминать о столь очевидно необходимых вещах, как например деньги или чистые рубашки, но из этого вовсе не следует, что у рыцарей не было при себе ни того ни другого; напротив, он достоверно и твердо знает, что странствующие рыцари, подвигами которых переполнено столько романов, всегда имели при себе на всякий случай туго набитые кошельки». В ответ на что Дон Кихот «обещал в точности последовать его совету», поскольку безумцем он был весьма рассудительным, а перед требованием запастись деньгами не устоит никакое безумие.

Но, скажут мне, не от алтаря ли кормится священник? И не подобает ли кормиться от своих подвигов тому, кто эти подвиги свершает? Деньги и чистые рубашки! Требования нечистой реальности! Да, требования нечистой реальности, но героям приходится к ним приспосабливаться. Вот и Иньиго де Лойола тоже старался вести образ жизни истинного странствующего рыцаря — во славу Божию — и, едва успев отделаться от очередного недуга, возвращался к привычному суровому образу жизни, «но в конце концов долгий опыт и частые приступы жестокой боли в желудке, — повествует биограф Лойолы (книга I, глава IX), — а также холода и ненастья, которых можно было ожидать в середине зимы, — все это немного смягчило его, так что он прислушался к советам друзей и почитателей и согласился принять от них две короткие ропильи из грубого домотканого сукна,¹⁹ чтобы держать в тепле тело, да из того же сукна островерхую шапчонку–полуколпак, чтобы прикрывать голову».

Затем Дон Кихот начал бдение над оружием во дворе постоялого двора, при свете луны и под взглядами любопытствовавших. И тут вошел во двор погонщик, собиравшийся набрать воды из колодца, чтобы напоить мулов, и доспехи Дон Кихота, лежавшие на колоде, сбросил наземь, ибо когда надобно нам напоить нашу собственность, мы отшвыриваем прочь все, что мешает нам добраться до источника. Но он получил по заслугам, свалившись в беспамятстве от сильного удара копьем плашмя по голове. То же самое случилось и со вторым погонщиком, направившимся к колодцу с той же целью. И тут прочие погонщики принялись забрасывать Дон Кихота камнями, а он в ответ возвысил голос и назвал их «подлыми и низкими холопами», да «с таким задором и отвагой», что сумел нагнать на них страху. И стало быть, возвысьте голос, воодушевитесь, назовите — с задором и отвагой — холопами погонщиков, пытающихся, в намерении напоить своих мулов, сбросить наземь доспехи, в которых вы собираетесь сражаться за идеал, — и вам удастся нагнать на них страху.

Хозяин, боясь новых бед, сократил церемонию, принес книгу, «в которой он записывал, сколько ячменя и соломы было выдано погонщикам; затем в сопровождении мальчика, державшего огарок свечи, и двух уже упоминавшихся чистых дев»[14] приблизился к Дон Кихоту и велел ему опуститься на колени и, бормоча благочестивую молитву, со всего размаху хлопнул его по шее, а потом хватил его же шпагой по плечу. Ритуальным Евангелием послужила трактирщику учетная книга расхода ячменя и соломы; но когда Евангелие читается лишь ритуала ради, особой разницы не вижу. Одна из девиц, Ла То- лоса из Толедо, опоясала его мечом и пожелала ему удачи в сражениях, и Дон Кихот попросил ее отныне прибавить к своему имени «дон» и называться доньей Толосой, а вторая девица, Ла Молинера из Антекеры,²⁰ надела ему шпоры, и с нею у Дон Кихота произошел почти «такой же разговор, как и с той, что опоясала его мечом». А затем наш Рыцарь отправился в путь, причем трактирщик не потребовал с него платы за постой.

Вот наш герой стал Рыцарем — и кто же посвятил его в сан? — негодяй, который сначала промышлял себе на жизнь, нападая на ближних из‑за угла, а затем зажил припеваючи, преспокойно грабя дальних, останавливавшихся у него в заведении, да две потаскушки, которых наш Рыцарь возвел в звание чистых дев. Вот кто ввел Дон Кихота в мир бессмертия, где предстояло ему выслушивать отповеди каноников и суровых священнослужителей. Две девицы, Jla Толоса и Ла Молинера, накормили его, опоясали мечом, надели ему шпоры и выказали, служа ему, смирение и усердие. Постоянно унижаемые роковым своим ремеслом, сознающие свое убожество и даже не ведающие мерзостной гордыни падения, они были удостоены Дон Кихотом звания чистых дев и права именоваться доньями. Такова была первая несправедливость, которую наш Рыцарь исправил в этом мире и которая, подобно остальным несправедливостям, им исправленным, пребывает все тою же несправедливостью. Несчастные женщины, в простоте душевной и без всякого вызова подчинившиеся пороку, мужской животной силе и ради куска хлеба смирившиеся с позором! Несчастные хранительницы чужой добродетели, чужой похотью превращенные в клоаки нечистот, которые запятнали бы всех остальных женщин, если б не нашли себе выхода. Они‑то и были первыми, кто оказал добрый прием возвышенному безумцу, они надели ему шпоры, опоясали его мечом и вывели на дорогу славы.