Житейские сцены - [82]

— Он, брат, как видно, отличный парень и носа вовсе не задирает. Ты напрасно его подозревал. Он, кажется, за Маничкой приволокнулся, а?

— Кажется,— отвечал Андрей Андреевич, который шел, погруженный в сладостные мечты о будущем блаженстве с Надей.

— Ну, уж только эта Манька,— продолжал Горностаев,— настоящая полежаевская цыганка:

Кто идет перед толпою,

По широкой площади,

С загорелой красотою,

На щеках и на груди?

Узнаю тебя, вакханка

Незабвенной старины ^{89}.

Что это за поэтище, этот Полежаев, черт побери! Вот душа-то была, Везувий! Только жаль:

Не расцвел и отцвел,

В утре пасмурных дней;

Что любил, в том нашел

Гибель жизни своей! ^{90} {91}

А уж именно, я думаю, кто полюбит эту Маню, погибнет, беспременно погибнет, потому — бес, не девчонка!

Волшебный демон, лживый, но прекрасный ^{92}.

Всех менее остался доволен Пашинцевым сам хозяин, с которым он отказался играть в три листика. Но, однако же, капитан скоро утешился, потому что пришел квартальный офицер Миловзоров, никогда не отговаривавшийся и постоянно проигрывавший то гривенник, то двугривенный.

На другой день Пашинцев зашел к капитану утром, нарочно, чтобы не застать там Сорочкина, который до трех часов бывал всегда в должности. Поздоровавшись с хозяином и сказав с ним несколько слов о погоде, он осведомился, где Надя. Ему отвечали, что, верно, она в угловой, вышивает. Владимир Николаевич пошел в угловую. Он действительно застал Надю за пяльцами. Услышав в другой комнате шаги, она подумала, что Андрей Андреевич как-нибудь вырвался из присутствия, чтобы поболтать с невестой, но, увидев губернаторского чиновника, удивилась, однако же сконфузилась менее обыкновенного. Со вчерашнего дня она уже несколько иначе смотрела на Пашинцева.

— Здравствуйте, Надежда Львовна,— произнес Пашинцев и протянул ей руку. Она не знала, подать ли ему свою или нет; но подумав, что это, верно, так делается между знатными, решилась подать и покраснела.— Я не помешаю вам работать, если посижу у вас несколько минут? — продолжал Владимир Николаевич.

— Чем же? помилуйте,— отвечала Надя.

— Может, вы хотите быть одни, так скажите мне откровенно, не церемонясь, я уйду и приду в другой раз.

— Нет-с; я одна не люблю быть. Я и теперь Андрея Андреевича поджидала…

— Ну, Андрей Андреевич — это другое дело. Он помешать не может… Позвольте мне закурить папироску.

— Извольте-с. Я сейчас вам спичек принесу.— Она поднялась было с своего места, но Пашинцев, слегка коснувшись руки Нади, усадил ее.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, у меня есть свои. А скажите,— продолжал он, поместившись против нее и закинув голову назад,— ведь бывают же иногда и у вас минуты, когда присутствие посторонних вам в тягость?

— Если что-нибудь такое особенное на сердце лежит, так правда, что иногда не до разговора.

— Вы были именно в таком расположении духа, когда я в первый раз приходил к вам. Не правда ли?

— Это поутру-то? Да, точно.

— Видите, как я угадал. Не будет с моей стороны нескромностью, если я спрошу вас, что вас тогда встревожило?

— Я от Андрея Андреевича письмо получила.

— А! С предложением?

— Ну да.

— Что, вы очень любите Андрея Андреевича?

— Уж, конечно, люблю. Разве я без этого пошла бы за него замуж?

— А за что вы его любите?

— Как за что? Да за все, он тихий, добрый, такой солидный. И меня любит.

— Вы прекрасная девушка, Надежда Львовна. Не ищете богатства, как большая часть барышень. Нашли доброго человека, который вас любит, и идете за него.

— Что в богатстве-то?.. Не с деньгами жить, с человеком. Да кто еще богатый-то нашу сестру за себя возьмет,— богатый найдет себе получше.

— Чем же получше?

— И красотой и образованием, всем.

— Ну, красотой-то вас бог не обидел, а насчет образования — вы еще очень молоды, перед вами целая жизнь. Была бы только охота. Скажите мне, вы любите читать?

— Очень люблю, да книжек здесь мало.

— Что ж вы читаете?

— А что попадется…

— Повести, я думаю, большею частью?

— Повести, романы. «Путешествие ко святым местам» ^{93} читала.

— Откуда вы достаете книги?

— Андрей Андреевич носит. Здесь городничий получает журнал. Окружной тоже.

— Какие же журналы?

— «Библиотеку для чтения» ^{94} и еще «Собрание иностранных романов» ^{95}.

— Ну, а статьи ученые в «Библиотеке» вы не читаете?

— Нет. Раз попробовала, да что-то не понимаю… где уж нам ученостью заниматься.

— Вы бы попросили Андрея Андреевича пояснить вам.

— Ему самому некогда читать. Целый день в должности, вечером тоже отдохнуть хочется. Вот стишков он мне читал много.

— Каких же?

— Да разных. И Пушкина и других сочинителей.

— Что ж, вам Пушкин нравится?

— Иное нравится, а иное тоже не совсем понятно. Вот мне Татьяна очень понравилась, я об ней раза три читала. Еще «Кавказский пленник» очень хорошо.

— Знаете ли, что я вам предложу, Надежда Львовна? Хотите, я буду вам вслух читать? Вы любите слушать?

— Ах! Ужасно люблю; особенно когда кто хорошо читает.

— Я хоть не особенно хорошо, но все же порядочно читаю; и если вам угодно, буду приходить к вам. У меня нет с собой книг, но я выпишу из Ухабинска, дня через четыре придут. Вечером, я думаю, вам некогда слушать, а по утрам, когда вы одни, скучаете без Андрея Андреевича, я буду вас развлекать. Хотите?