Жить на земле - [5]

Чуть не столетней выдержки,

Уникальное, фирменное вино.

— О! — на это сказал англичанин.

— О! — француз отозвался мгновенно.

— О! — охотно включился немец.

— О! — согласился с ними и я.

Официант, торжественно несший бутылку,

Вдруг споткнулся,

И столетняя красная влага

Превратилась в драгоценную липкую лужу

На каменном ресторанном полу.

— Ах! — всплеснул англичанин руками.

— Ах! — француз сокрушенно воскликнул.

— Ах! — огорчился с ними немец.

— Ах! — едва не заплакал я.

Так я понял, почему, говоря по-разному,

Мы все же в конце концов понимаем друг друга:

Англичанин…

Русский…

Немец…

Француз…

Сосед

Я ремонтировал дом, и все уже было готово,

Как вдруг приходит сосед:

— А красить снаружи?

А разукрасить наличники?

Как? Вы не будете красить наличники?

Невозможно!

Значит, каждый день я буду глядеть из окна

На ваш некрасивый, неразукрашенный дом? —

Он начал меня уговаривать, то настойчиво, то осторожно,

Видя, что я задумался, но поддаюсь с трудом.

Он заставил меня пойти в магазин

И купить зеленой и белой краски

(Голубая и вишневая у меня уж была).

Он принес малярную кисть и высокую лестницу.

Кисть в ведро окунул и провел по стене без опаски.

По свежему тесу голубизна поплыла.

Три дня по утрам (до колхозной работы)

Занимался он творчеством как таковым.

Немного покрасит,

Отойдет на пятнадцать шагов,

Потом отойдет на другую сторонку села,

Всё заметит, прикинет и снова покрасит —

Готово!

Вишневая краска горела. Голубая краска сияла.

Белая краска цвела.

Зеленая просто ложилась, как трава по земле,

Как основа.

Значит, все эти дни,

В то время как наши соседи

Просто, скажем, копали картошку,

Просто спали и ели

И глядели на небо, не будет ли нынче дождя,

Он один создавал красоту.

Каждый день по утрам (до колхозной работы)

Он дышал красотой, выводя завитульки любовно.

(Хоть была и корысть — заработать пятнадцать рублей.)

Дом стоит на земле, украшением улицы,

Словно

Только этого дома всегда не хватало

На ней.

Все пятнадцать рублей мой сосед, безусловно, истратил,

Но еще и теперь он гораздо богаче других,

Просто спящих и просто из окон глядящих:

Соберется ли дождь или снова не будет дождя?

Каждый день он глядит на мои разноцветные окна,

Словно что-то забыл он в моем разноцветном дому.

Выйдет утром — посмотрит.

На работу пойдет — обернется.

Ненароком вокруг обойдет — улыбнется…

Позавидуем, люди, ему!

Бусы

Под старый Новый год

Мы немного выпили

И дурачились как могли.

Свежая, нарядная елка,

У которой начала оттаивать хвоя,

Зажгла живые, трепетные, свечечные огни.

Дело было за городом. И была женщина.

Среди всех нас была — одна.

А нас было семеро —

Подвыпивших, евитерастых, широколобых, рукастых,

Но безопасно и беззаботно

(Именно потому, что семеро)

Дурачилась и смеялась вместе с нами она.

Она надела свои длинные стеклянные бусы

На шею одному счастливчику,

Обмотав его шею три или даже четыре раза.

И он все ходил счастливый

И все приставал к ней и спрашивал:

— А как же я их размотаю?

— Как же я их сниму теперь, эти бусы? —

И сладковато подмигивал карим раскрасневшимся глазом.

Мы увлекались.

Мы занимались разговорами на высокие темы

Или даже читали стихи.

Блок, Гумилев и снова — Блок.

А он все ходил и надоедливо спрашивал:

— Как же я сниму теперь эти бусы,

Как же я их распутаю?

Я пробовал их распутывать и — не смог. —

Ему, наверно, хотелось,

Чтобы она, маленькая, с горячим дыханьем

Приподымалась на цыпочки и разматывала бусы

С его долговязой, венозной шеи.

Тогда ее волосы, наверно, почти касались бы

Его коньяком и копченостями пахнущего рта.

— Как я сниму эти бусы?

— О, как я сниму эти цепи?

— Поймите, я в них запутался.

Меня оплела их стеклянная змеиная теснота.

Когда мне надоела его болтовня о бусах,

Я подошел к нему тремя спокойными решительными шагами,

Взялся за бусы двумя спокойными решительными руками,

Тихонечко дернул и еще тише, но очень внятно сказал:

— Мужчины должны снимать бусы таким вот образом. —

Несколько стекляшек, прыгая, покатилось на пол,

Остальные остались в моих загребущих лапах.

Я положил их в карман, пообещав хозяйке:

— Завтра будут как новые. Не волнуйтесь, —

И увидел очень близко сияющие головокружительные глаза.

На другой день я отдал ей бусы «крепче новых»,

И она (как странно!) промолвила мне:

— Спасибо! —

Рот ее был надломлен,

Но по-прежнему свеж и ал.

За что спасибо?

Почему спасибо?

Как будто я не исправил лишь то, что сам же испортил?

За что спасибо, за то, что поправил?

Или за то, что дернул и разорвал?

Девочка на качелях

Новые качели во дворе.

Ребятишки друг у дружки бойко

Рвут из рук качельные веревки.

Кто сильнее, тот и на качелях.

Всё же

Все почти что побывали.

Всё же

Все почти что полетали

Кверху — вниз,

Кверху — вниз,

От земли и до неба!

Шум и смех,

Шум и смех,

Не надо мороженого, не надо конфет,

Не надо и хлеба!

Лишь девчонке одной не досталось качелей,

Оттерли, оттиснули, отпугнули,

А она — застенчива.

Отошла в сторонку, приуныла, пригрустнула,

Смотрит на веселье и смех,

На веселье и смех,

На веселье и смех,

Да делать нечего!

Вечером затихло все во дворе.

Посмотрел я во двор из квартиры своей, из окна.

Все ребятишки по домам разбрелись,

Все ребятишки спать улеглись,

А девочка на качелях

Кверху — вниз,

Кверху — вниз!

(Никто не мешает.) Кверху — вниз,

Качается потихоньку одна.