Жить и помнить - [20]

А если Сергей не вернется, она останется одна, совсем одна… На всю жизнь одна!..

Она целовала его грудь, еще пахнущую госпиталем, целовала плечи, шею, твердый колючий подбородок, целовала, обхватив руками, словно хотела навсегда удержать его, и чувствовала, что ив ней растет желание.

— Хочу сына!

Прижала к его уху горячий рот:

— У нас будет сын.

Не отрывая губ от его щеки, нашла рот Сергея и прижалась к нему губами:

— У нас будет сын!

Сергей уезжал утром. Он больше не говорил о сыне, но Катя чувствовала, что он думает об их ночном разговоре. В последний раз обнимая ее, сказал голосом, который и сейчас стоит в ушах:

— Береги себя!

В этой фразе она почувствовала недосказанное: береги себя ради сына.

Надеясь, веря, сказала и за себя и за сына, которого еще нет, но который будет, обязательно будет — не может бесследно пройти их любовь:

— Возвращайся! Мы будем тебя ждать!

Когда в День Победы всю ночь горели огни, город осыпали звездами ракет, на всех площадях и улицах пели, плясали, целовали солдат и офицеров, Катя в первый раз за всю войну вздохнула с облегчением: Сережа остался жив! Жив! Теперь всю жизнь она будет видеть его глаза, гладить его волосы, чувствовать его тепло.

Правда, Сережа со своей частью еще где-то далеко, за границей, и только пять цифр полевой почты связывают их. Но теперь уж скоро!

В августе сорок шестого года Екатерину Михайловну Курбатову вызвали в горвоенкомат. Военком, пожилой грузный полковник, поднялся ей навстречу, усадил в кресло, мельком взглянул на графин с водой. Она чувствовала — несчастье с Сережей! И умоляла неведомую силу: что угодно, но только бы был жив. Только бы был жив! Война давно окончилась. Теперь не убивают. Только бы…

Полковник положил руку на ее локоть:

— Мужайтесь, Екатерина Михайловна! Тяжелая обязанность выпала мне…

Нет, не спит Екатерина Михайловна Курбатова. Просто лежит с закрытыми глазами. Лицо нахмуренное, горькая складка очертила полуоткрытый рот. Знает: ее слезы еще впереди!

Почему у нее не было сына! От Сережи. Рос бы возле нее высокий мальчик с серыми глазами. Такими, как у Сережи. Рос бы хорошим, умным, честным. Таким, каким был Сережа. Какой полной, радостной, счастливой была бы тогда ее жизнь! Стирала бы мальчику белье, расчесывала волосы, провожала в школу. Ходили бы они вместе по воскресеньям в кино, на стадион, по вечерам пили бы чай. Укладывала бы его спать, целовала теплый лоб…

Ей хотелось, чтобы и ее сын, как и отец, стал офицером. Ехали бы они теперь вместе с сыном-лейтенантом в Польшу, на могилу отца и мужа. Какое горькое счастье!

Но нет Сережи, и сына нет и никогда не будет. Никого у нее нет. И вот едет она одна, вдова, с усталыми глазами и постаревшим лицом. Что ждет ее в Польше? Забытый, заброшенный холмик земли, стершаяся надпись… Кому нужна там могила русского офицера?

Разве мало у них своих могил?

А мысль упорно возвращается к тому, в чем она сама себя винит, — но какая ее вина! — почему у нее не было сына.

Сколько в мире женщин, которые не хотят детей, еще до рождения убивают их. Боятся испортить фигуру, их страшат бессонные ночи, пеленки, лишние расходы… Почему судьба так жестоко поступила с ней? Не дала сына и забрала мужа!

В ночной тьме мчится поезд.

На верхних полках спят шахтеры из, Воркуты. Хорошие ребята! Простые, добродушные, веселые. Таким мог быть и ее сын.

Не спит только Петр Очерет. Не отрываясь, смотрит в темное окно. Курит одну за другой папиросы. Волнуется.

Хорошо, что Очерет вместе с ней едет в Польшу. На войне он был с Сережей, служил с ним в том польском городке. Всего несколько дней назад перед отъездом из Москвы она познакомилась с Очеретом. Но если бы ее сейчас спросили, кто ей ближе и родней из всех людей, кому она доверяет больше всех, в чьей доброте не сомневается, она бы, не задумываясь, ответила: «Петру Сидоровичу Очерету!»

Екатерина Михайловна не знает, о чем думает сейчас Очерет. Только видит: всю ночь сидит у окна с хмурым темным лицом и курит, курит. Но уверена: думает о войне, о прошлом, о товарищах живых и мертвых и, конечно, как и она, — о Сереже.

От этой мысли ей становится легче. Не одна она. Как хорошо, что рядом с нею этот человек!

7. Увидеть ту землю

Какая темная ночь!

Давно нельзя разобрать, что там за стеклом: сплошная темень, как в забое, если потухнет лампочка. Только порой, когда поезд, несколько сбавив ход, с шумом проносится мимо станции, можно увидеть пустой, тускло освещенный одним-единственным фонарем перрон, закрытый газетный киоск, будку с надписью: «Кипяток» — да дежурного по станции, сонного, сердитого, в красной фуражке, с флажком в руке.

И мимо, мимо…

Темень, ничего не разглядеть. Но Петр знает, там, за невидимыми лесами, есть поселок Ленино. Снять бы с багажной полки чемоданишко, выскочить в коридор, дернуть «стоп-кран». Бувайте здоровеньки, щири хлопци з Воркуты, не серчайте, будь ласка, шановна Екатерина Михайловна. Пусть мечет громы и молнии товарищ Осиков, пусть грозит списать, как он выражается, с корабля, поставить, где надо, вопрос и написать докладную записку о недисциплинированном поведении гражданина Очерета П. С., посланного в составе профсоюзной делегации в гости к шахтерам Польской Народной Республики и не оправдавшего высокого доверия…