Жилюки - [203]

Перед Поташней, отмахав изрядный кусок дороги, группа присела передохнуть: кто знает, как сложатся события дальше? Овчарка куда-то исчезла. Мужчины перекуривали, переговаривались, как вдруг старший лейтенант попросил тишины: кажется — где-то залаяла собака. Когда голоса умолкли, все отчетливо услышали отдаленный лай.

— Странно, — заговорил оперуполномоченный, — она никогда не поднимает шума, у нее ранено горло.

Все встали, насторожились.

— Пошли, — сказал старший лейтенант.

Но не прошли они и двух десятков шагов, как навстречу из зарослей, вся в росе, выскочила овчарка.

— Что случилось, Дым? — обратился к ней хозяин.

Собака завертелась, замахала хвостом, захрипела — все поняли, что лаяла не она, что она в самом деле безголосая.

— Там другой пес, — заметил кто-то.

— Откуда он мог взяться?

— В том-то и дело, — сказал офицер. — На всякий случай приготовиться. И рассредоточиться, занять как можно большую площадь. Пошли, Дым.

Овчарка снова нырнула в заросли и вскоре вывела к лесному ручейку, который когда-то давно и неизвестно кем был перегорожен низенькой запрудой.

— Место подходящее, — осмотрелся старший лейтенант.

А Хомин никак не мог вспомнить, кто пользовался этим урочищем во время войны — их или другой, соседний отряд?

Овчарка стояла в нерешительности, вид у нее был растерянный. От пса, который недавно лаял, не осталось и следа. Возможно, овчарка ошиблась? Однако нет, вон и долинка, и вода, и запах еще словно бы не выветрился. Где-то здесь…

Люди были проинструктированы: держа оружие наизготове, перебегать от дерева к дереву, от куста к кусту. Да и без инструктажа они хорошо знали повадки бандитов. Однако нигде ничего подозрительного не заметили. Ни почерневшего, подсохшего мха, которым нередко прикрывали ходы, ни приувядшего вверху ствола сосны, который мог быть дымоходом, ни побуревшего кустика, под которым тоже мог быть лаз…

— Начинать надо от ручейка, — сказал Хомин. — Без воды ни одна тварь не живет.

Они спустились вниз, однако, кроме лосиных, никаких других следов не увидели. А пес вертелся на месте. Старший лейтенант подошел к нему.

— Что, Дым?

Пес пытался залаять, но у него не получалось, слышался лишь хрип.

— Хорошо, Дым, успокойся, — сказал ему уполномоченный.

Вдруг слух уловил какой-то отдаленный сдавленный лай, который сразу же превратился в нечто подобное рычанью, и Дым стремглав кинулся в густые заросли орешника неподалеку на пригорке. Старший лейтенант побежал за ним и только теперь заметил, что сверху между кустами виднеется вроде бы тропиночка, в конце которой, тщательно замаскированное зеленью и дерном, виднелось что-то похожее на дверцу…

— Сюда! — приглушенно крикнул уполномоченный, хотя несколько человек, заметив его рывок, сами уже спешили на помощь.

Пес первым почуял приближение людей, насторожился, а когда отчетливо донеслись голоса, нетерпеливо и радостно залаял.

Павел кинулся к Фердинанду, крутанул за ошейник, сдавливая горло, а сам приник к двери. Что, конец свадьбе, наступает похмелье?.. Или, может… может, снова какая-нибудь глупая случайность, подобная той, что с лосем? Не слышно же ни выстрелов, ни… Хотя какие же могут быть выстрелы, он еще в собственных, а не в чьих-то руках. Вот только пес. Не думал, беря его тогда и выхаживая, что будет иметь с ним такую мороку.

Не успел додумать, как сверху застучали — очевидно, подбирались к входу в землянку. Надо решать, что делать дальше, ведь наступает последняя минута, последнее перед бесконечностью мгновение, за которым либо жизнь, либо смерть.

Павел решил не откликаться, не выдавать себя, — может, все-таки… До боли в пальцах стиснул нож, а другой рукой держал ошейник.

— Э-эй, отворяй! — донеслось снаружи.

«Ждите — открою! — наливался тугой злостью Павел. — На тот свет, в рай, паны комиссары…»

— Отворяй!

И после минутной тишины:

— Может, там никого нет?

— Тогда ломай!

— Осторожно.

«А ну, давай! — Приготовился, встал за выступом стены Павел. — Кто первый, кроть твою ма!»

В дверцу ударили, однако чем-то тупым, нетяжелым, и она не сдвинулась с места. «Стучите, стучите, — злорадно шипел Павел. — Кто-то из вас до своего достучится».

Крышка скрипнула, Павел отпрянул в сторону и, не помня себя, кинулся на привидение, показавшееся в сером отверстии. Вогнал нож по самую рукоятку и только теперь понял, что это не человек, а собака. Еще успел почувствовать какое-то отвращение, и в тот же миг что-то тяжелое обрушилось на голову, в глазах сверкнуло, и Павел замертво упал рядом с неживым псом…

XXIX

Широкая песчаная площадь в центре Великой Глуши, казалось, стала еще шире, еще просторнее. Второй раз за всю многолетнюю историю села собралось здесь столько людей. Впервые, кажется, в тридцать девятом, в сентябре, и вот ныне. Правда, по сравнению с тем, сентябрьским днем, людей сегодня меньше, потому что мало их осталось в селе, унесла страшная коричневая чума, однако и нынче немало здесь и платков, и картузов, и просто непокрытых голов. Пришли стар и млад, а вдобавок еще и из окрестных сел, потому что нет на Украине, как и по всей, наверное, земле, села так себе, отдельно существующего, — теснейшими узами оно связано с другими. Испокон веку села дружат, в счастье и несчастье находят общность, засылают сватов и потом вместе играют свадьбы, справляют рождение детей и отмечают похороны, корни переплетаются так, что трудно бывает определить, где чей…