Жилюки - [184]

И вот слух ее поймал голос Жилюка, прозвучавший во дворе. Галина встала, потом села, чувствуя, что лицо ее с перепугу каменеет.

Степан Андронович вошел в сопровождении нескольких мужчин, быстрым шагом направился к двери, порывисто открыл ее. На пороге, пропустив мужчин, обернулся, но так, что не мог заметить Галину, она оказалась у него за спиной, пригласил секретаря.

— Подождите минутку, — бросил тот ошеломленной посетительнице.

Первым ее порывом было — уйти, исчезнуть, скрыться с людских глаз. Боже, какой позор! У человека столько хлопот, весь район на его плечах, а она надумала… Галина взяла на колени портфель, открыла его, взглянула в прикрепленное изнутри зеркальце и встала, чтобы в самом деле уйти, как вдруг обитая дерматином дверь широко открылась и в ее проеме, весь какой-то озаренный, появился Степан Андронович.

— Галина… Никитична! Заходите, прошу.

Он ступил навстречу, взял ее за руку, будто маленькую.

— Я так… Была в районо и, дай, думаю…

— Вот и хорошо, вот и правильно. Извините за невнимательность, пожалуйста.

Он говорил, как ей казалось, точно так же взволнованно, слова будто опережали мысли, в руке девушка улавливала еле ощутимую дрожь, которая обычно бывает во время радостного волнения. А может, это дрожала только ее рука, и эта дрожь, будто звук струны, передавалась другому?

— У вас люди, я подожду, Степан Андронович.

— Ничего, ничего, — он вел ее к двери, — вы нам не помешаете. Хотя постойте, — взглянул на часы и остановился, — уже начало пятого, вам некуда спешить. Вот ключ, идите ко мне на квартиру, отдыхайте. Приду — поужинаем.

Девушка не успела возразить, как в руках у нее оказался ключ. Подняла удивленные глаза — этот неожиданный поворот окончательно сбил ее с панталыку. Это было даже поразительнее, чем то, что он не заметил ее сразу. Тогда знала, что делать, как себя вести, а тут…

— Вот голова! — воскликнул Степан Андронович. — Вы ведь не знаете, где я живу. Никифор Семенович, — обратился к секретарю, который к тому времени уже сидел на своем месте, — подвезите гостью ко мне домой.

Разговор длился несколько минут, а Галине показалось — будто вечность. Будто знают они друг друга очень давно и сейчас вот он вернулся с какой-то дальней дороги, а она встречает его, встречает в волнении, трепете, даже слова не может промолвить. Да что слова! Зачем они, когда говорят глаза, говорят руки?

Секретарь что-то растолковывал ей, затем провел к машине, сел рядом, и они поехали, потом открыл ей дверь, проводил в квартиру, где никого не было, пожелал, кажется, приятного отдыха и ушел; Галина еще слышала, как отъезжала машина, помнит, что села в кресло, откуда хорошо была видна вся комната, дальше ею овладел сон, как это бывает после долгой дороги или утомительной работы. Что-то словно бы подхватило Галину, она почувствовала себя легкой-легкой, засмеялась этому ощущению и поплыла в мир, вовсе не похожий на тот, в котором только что пребывала.

Ее разбудил настойчивый телефонный звонок. Собственно, сначала Галина не разобралась, хотела было открыть дверь, но, придя в себя, поняла, что телефон, схватила трубку. Говорил секретарь, передавал, что Степан Андронович звонил сам, но никто не отвечал, поэтому он просил передать, что должен срочно выехать в село, возвратится, возможно, поздно, так пусть она не беспокоится, чувствует себя как дома, там в буфете есть продукты, можно приготовить ужин…

— Алло, вы меня слышите? — обеспокоенно спросили в трубке. — Слышите, Галина Никитична?

— Слышу, — ответила она и так, с телефонной трубкой, из которой вместо человеческого голоса уже доносился легкий звук зуммера, села.

«Вот, так тебе и надо, — твердил ей чей-то чужой, неприятный голос. — Набилась к человеку в гости, прибавила ему хлопот, да еще и уснула. Будто ребенок. Рассказать кому — смеха и позора не оберешься. Так тебе, слышишь, и надо».

На дворе уже потемнело, под окнами тускло мерцала электрическая лампочка. Галина долго искала выключатель, наконец включила свет и только теперь заметила, что портфель ее лежит боком, бросилась к нему, но бутылка, к счастью, не открылась. Достала свои припасы, однако есть уже перехотелось, и, чтобы все-таки чем-то заняться, решила согреть чай. Пусть будет. Возможно, и он выпьет с дороги горячего. Электроплитка долго не загоралась, Галина обнаружила причину — соединила перегоревшую спираль, поставила чайник, с удовольствием сполоснула холодной водой лицо..

Вот никогда не видела, как живут начальники. Все же, наверное, не так. Квартира маленькая, одна комната, где и кровать, и диван, и этажерка с книгами, и стол. Большой старомодный стол. Откуда он здесь появился? Зато удобный — широкий, крепкий. «Семейный», — подумала Галина. Взгляд ее упал на фото, стоявшее на этажерке, зажатое книгами. Он, Степан Андронович, красивая чернявая женщина, а между ними, больше склонившись к отцу, малыш. Галина вздрогнула. Вдруг ей показалось, что женщина посмотрела на нее слишком пристально, остро и осуждающе. Она отпрянула, отступила, однако большие красивые глаза женщины недоверчиво следили за нею. Девушке стало не по себе, она готова была уйти отсюда, лишь бы только не ощущать этого смятения, однако… Что скажет он? Бежала? Будто девчушка, будто школьница, не способная отвечать за свои поступки. Нет, нет, так не годится, так не будет. Она ведь почувствовала, заметила — обрадовался ей. Обрадовался не как обычной знакомой, повстречавшейся где-то на улице, а… Впрочем, куда сейчас идти? К кому? Вечер, вот-вот уже наступит ночь, чужие люди… Не виновата ведь она, что так случилось. Степан Андронович сам пригласил ее, она и не ожидала такого внимания, ей просто очень хотелось его увидеть…