Жилюки - [10]
— А, ты так, холера… вот мы тебя сейчас! — Андрон слегка замахнулся и ударил сома веслом по голове — раз и другой. — Ну что? Будешь брызгаться? — Затем схватил рыбину за хвост и поволок на сухое.
— Какой страшный! — топталась вокруг Яринка. — Неужели его едят?
— Едят, едят, дочка, — вытирая травой руки, ответил отец. — Ты только гляди, никому ни слова.
«Как его понести, чтобы никто не заметил? В корзину не полезет. Хоть за мешком посылай».
— Мы уже больше не поплывем сегодня? — радовалась Яринка.
— Не поплывем.
«Возьму обмою у реки, на нем столько грязи, положу в лодку, рогожами накрою… Придется до вечера ждать».
Пока нес, сам испачкался. «Пустое, — думал он, — выстирается, чистое будет, зато сомище какой! Даром что худой…»
Андрон мыл облипшее скользкой грязью тело рыбы, когда из-за поворота появился Судник.
— Э, Андрон, что же ты не похвалишься?
— А чем мне хвалиться?
— Как же? Поймал сома и молчишь. — Судник уже ворочал рыбу веслом. — Ничего себе.
— Где там поймал…
— Это я, дядя, нашла, — выскочила Яринка.
— Девчушка вот в яме нашла, — нехотя сказал Андрон.
— Да ты чего, будто прячешься? — заметил Судник. — А я вот черепашек набрал.
— Да и мы черепашек. Ты, Адам, не говори только никому. Сам знаешь… малый у меня слабый, а они же ведь ни на что не посмотрят.
— А мне какое дело? Поймал — так поймал. Или, скажем, нашел. Мое дело маленькое.
Судник поплыл, а Жилюк, уложив рыбу в челн, сел перекусить.
…Домой возвращался вечером, когда стемнело. Яринку Андрон отослал еще засветло, чтобы вышла с мешком, а сам ждал, пока переплывут сельчане, чтобы не попасться никому на глаза.
Вот и огород и верба на берегу, где всегда привязывается челн. Все-таки проскочил, никого не встретил, никто, кажется, не видел. Андрон прицепил челн, вытащил корзину с черепашками, выбросил весла. Где же Яринка? Скорее бы в хату! Ага, бежит…
По тропке бежала Яринка.
— Мама обрадовалась! Хотела сама идти.
— Держи-ка мешок. — Андрон осторожно положил сома в мешок, закинул на плечо, взял корзину. — Бери весла.
Огородами пошли к хате.
Текля уже и воды нагрела — мыть и варить рыбу. Андрон разрубил тушу, выкинул внутренности, отрезал несколько кусков.
— На, вари. Была бы соль, присолить бы немного.
— Есть ведь немного.
— Сколько там? Еду чем потом солить будешь?
— Так как же? — спросила Текля.
— Продам. Что же делать? Деньги нужны. Сомовина всегда в цене.
— Детям хоть бы оставил.
— Да оставлю немного.
Андрей внес дрова.
— Обойдемся, — вмешался он в разговор. — Зато Яринке на платье будет.
А в печи уже булькала, закипая в горшке, вода. Хата наполнялась вкусным запахом вареной рыбы.
У Катри Гривнячихи не обошлось с грибами. Средняя ее дочка ни с того ни с сего вдруг ослабела, все жаловалась на живот, да и умерла. Недолго хворала — дня два каких-нибудь. Катря и знахарку к ней приводила — не помогло. Напрасно только три яйца отдала бабке. Умерла дочка. А тихая была, послушная. Все отца ждала с подарками: «Тато приедет — ленты привезет». А он ни сном ни духом не знает. Умоляла солтыса, чтобы известил как-нибудь. Да где там! Нельзя, говорит, не отпустят военного человека. А может, и отпустили бы — родной ведь ребенок…
Уж и не плакалось, — откуда слезам взяться, когда на каждом шагу плачь да плачь… Пойдешь к солтысу — плачь, постерунковый прицепится — плачь, экзекутор приедет — плачь… А дома! Поглядишь на них, голодных, босых да желтых, как свечечки, разве не заплачешь? Такая жизнь — никакого просвета. Так откуда же слезам браться?
…Шла — дороги не видела. Была и у того и у другого — гроб ведь нужен. Да разве кому есть дело… Если Андрон не уважит, то что и делать? Хоть так клади дочку в землю… Но должен бы уважить, кум ведь.
Жилюки как раз завтракали, хлебали из миски юшку с репой, потому что картошкой не пахло. Картошку она сразу бы почуяла.
— Добрый день вам, — вошла она в раскрытую дверь.
Текля управлялась у печи.
— День добрый. Проходите, садитесь.
— Спасибо. — Катря стала у порога. — А я к вам, Андрон.
Жилюк отложил ложку, вытер губы, вылез из-за стола.
— Беда у меня, люди, — и не удержалась, заплакала.
— Да присядьте, присядьте же, — взял ее за плечи Андрон и усадил на скамью.
— Средненькая моя, Оксанка…
— Что? — прижала руки к груди Текля. — Неужто? Господи! — чуть не плакала она. — Говорила же я вам…
— Ой, говорили, кума, говорили! — Катря терла концом платка сухие, покрасневшие глаза. — Я и сама себе не раз говорила.
Андрей и Яринка тоже перестали есть, сидели растерянные.
— Ну, хватит вам! — повысил голос на женщин Андрон. — Слезами тут не поможешь. Гроб кто будет делать?
— Вот я и пришла просить вас. Если уж вы откажетесь… Вернется Роман — как-нибудь рассчитаемся. Что же мне делать одной?
— А доски хоть есть?
— Да какие-то есть. Разве я знаю… — Всхлипнула.
— Сходи уж, Андрон, — сказала Текля.
Жилюк молча вышел из хаты, а через минуту вернулся, стал точить рубанок.
— Идите, Катря, я сейчас.
— Спасибо вам… — А с порога добавила: — Ты, Яринка, приходи. Гуляли ведь вместе… И вы, Текля.
И снова меркнет перед глазами Катри дорога, покачивается божий мир.
Андрон заканчивал с Андреем гроб, когда во двор Гривняков вошел почтальон.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.