Жили-были - [13]

Шрифт
Интервал

Тут царь с царицей узнали свою дочь, поцеловали ее да солдата и поставили солдата царем на царство, государем на государство…

И сказка вся.

Старухина молитва

Одна старуха скупа была; и была у нее икона большая, она каждый день этой иконе молилась. И работник был — парень молодой. Вот старуха встала утром, а он уже спрятался за икону; она и молится: «Пресвятая ты богородица, сохрани и помилуй!» А парень говорит: «Не помилую! Зачем худо работника кормишь!» Старуха опять молится: «Очисти мою душу грешную!» Парень и говорит: «Очищу, очищу». — «И мужа очисти!» — «Очищу, очищу». — «И зятя моего очисти!» — «Успею, так и того очищу».

Старуха ушла, работник старухины деньги, сколько было, обрал и у мужа обрал. А зять в другом доме жил, к тому не сходил. Старуха схватилась — денег нет. «Ах, это, верно, меня господь очистил: ему, доброхоту, занадобилось!»

И стала работника кормить хорошо.

Как бражник в рай попал

Умер один пьяница, и стала его душа стучаться в райские ворота. Подошел к вратам Петр-апостол и спрашивает: «Кто стучится?» — «Я, бражник, желаю с вами в раю жить. А ты кто?» — «Я — Петр-апостол, который имеет ключи от сего царствия славы. Отойди отсюда, здесь бражники не водворяются, ибо им уготована мука вечная». — «А помнишь ли ты, Петр, когда Иисуса Христа на судилище привели, ты трижды от него отрекся? И все-таки ты в раю».

Услышал Петр и отошел в смущении.

Пьяница снова стучится. Пришел к вратам пророк Давид и опять говорит, что бражников сюда не пускают. А тот отвечает: «Помнишь ли, Давид, как ты слугу своего, Урию, на войну услал и там смерти предать повелел, а жену его к себе на прелюбодеяние взял? И все-таки ты в раю».

Отошел и Давид в смущении.

Бражник же в третий раз стучится. Пришел Иоанн Богослов и опять отгоняет: «Иоанн Богослов! — закричал бражник. — Не сам ли ты написал в Евангелии: „Любите друг друга?“ А ныне меня ненавидишь. Либо пусти меня, либо отрекись от того, что написал».

Отошел и Иоанн в сильном смущении. А тут вокруг любопытные души столпились, ждут, чем кончится.

Иоанну неловко, советуется он с Петром и Давидом. И решили они пустить бражника в рай, не то еще больше наговорит о них правды.

Нестёрка

Жил-был Нестерка. У него была детей шестерка. Воровать боялся, милостыню просить стыдился. А раньше барщина была. Три дня в неделю надо было барину работать со своими харчами. Жил Нестерка только своим праведным трудом. От барина никогда без спросу не уходил. Все добросовестно делал.

Задумался Нестерка: «Каким ремеслом прикажет мне бог жить?» Взял в котомочку хлеба и пошел. Идет дорогою лесной, и едет навстречу ему Егорий Храбрый. На сивой лошади, золотые стремена. Нестерка издалека шапочку снял и говорит: «Здравствуй, Егорий Храбрый, золотые стремена!» — «Здравствуй, Нестерка!» — «Куда едешь, Егорий Храбрый?» — «К господу богу». — «Вспомяни у бога меня. Я — Нестерка, у меня детей шестерка, воровать боюсь, милостыню просить стыжусь. А барину надо три дня работать. Чем, скажет бог, каким ремеслом жить?» — «Ладно, — говорит Егорий, — вспомяну!»

Пошел Нестерка назад. Видит — Егорий Храбрый опять едет. Нестерка издалека шапочку снял: «Егорий Храбрый, — говорит, — каким приказал господь ремеслом жить?» — «Забыл, — говорит Егорий Храбрый, — вспомнить». — «Я, — говорит Нестерка, — знаю, что святые о бедных не заботятся, как и богатые… Дай мне тогда свое золотое стремя от коня. Будешь на коня садиться, увидишь— стремени нет, — и вспомнишь обо мне!»

Егорий поехал, поговорил с господом богом, а вспомнить о Нестерке опять забыл. Подходит к лошади, видит — одно стремя, а второе — у Нестерки. Воротился он: «Господи, — говорит, — есть Нестерка, у него детей шестерка, воровать боится, милостыню просить стыдится. Каким ремеслом жить ему дадите?» Бог и говорит: «Кого обманет — его; без свидетелей возьмет — его!»

Едет Егорий Храбрый назад. Одна нога в стремени, другой ногой машет. А Нестерка давно шапочку снял: «Каким ремеслом бог велел жить?» Егорий говорит: «Кого обманешь — твое, без свидетелей возьмешь — твое. Давай, Нестерка, стремя!» — «А ты когда давал? Кто видел?» Засмеялся Егорий Храбрый. Драться не будешь! Уехал.

После этого Нестерка скрывался целый месяц. К барину на барщину не ходил. В одно прекрасное время пошел в баню. Сейчас же доложили соседи барину: «Нестерка в бане!» Барин посылает кучера Ивана: «Ты скажи Нестерке, чтоб явился к барину в воскресенье, в первом часу, когда барин придет с обедни…»

Приходит кучер Иван: «Здравствуй, Нестерка!» — «Здравствуй, Иванушка!» Доложил кучер, чтоб завтра пришел Нестерка к барину. И ушел домой.

Барин спрашивает: «Доложил?» — «Да, я сказал, чтобы в первом часу явился». — «Погоди, — говорит барин, — ужо я ему, мошеннику, вграблю!» — «Вот, — думает Нестерка, — в первом-то я часу не пойду. Когда человек поевши, подобрее будет».

Он и пошел во втором часу. Святое стремя в полотенце завернуто. «Доложите барину!» Вошел в комнату. Барыня говорит барину: «Надо толком расспросить, где Нестерка проживал. Месяц гулять — не шутовое дело!» А барин: «Запорю! — говорит. — Ты где, мошенник, скрывался до сего времени?» — «Барин, батюшка. Вот я! Был в столичном городе. Лил стремена. Серьги, кольца, цепочки — все умею! Только золота мне, а работа моя». Барин говорит: «А мне такие сольешь стремена?» — «Солью. Дай фунтов тридцать золота и получите золотые стремена. А дай еще фунтов сорок серебра — и серебряные солью. Только сроку надо семь месяцев».


Рекомендуем почитать
Отнимать и подглядывать

Мастер короткого рассказа Денис Драгунский издал уже более десяти книг: «Нет такого слова», «Ночник», «Архитектор и монах», «Третий роман писателя Абрикосова», «Господин с кошкой», «Взрослые люди», «Окна во двор» и др.Новая книга Дениса Драгунского «Отнимать и подглядывать» – это размышления о тексте и контексте, о том, «из какого сора» растет словесность, что литература – это не только романы и повести, стихи и поэмы, но вражда и дружба, цензура и критика, встречи и разрывы, доносы и тюрьмы.Здесь рассказывается о том, что порой знать не хочется.


Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Апостольская командировка. (Сборник повестей)

В сборник повестей известного советского писателя вошли произведения, поднимающие острые мировоззренческие вопросы, проблемы нравственности, гуманизма.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.