Жили-были други прадеды - [9]

Как раз и наряд прискакал. Сам начальник уездного управления порядка (всё не могли решить, как им лучше называться: полицией уже неудобно, милицией — непривычно и непонятно, ну так пусть будет «уездное управление порядка») и с ним не то солдаты, не то эти «порядчики». Стали искать Ваньшу с дружками, а их и след простыл. Где? Куда? Как?

Стали избы обыскивать. Ружей нет, коней нет (тогда еще оставалось хоть по одной лошади на подворье), охотничьих собак нет. Неводов — и то недосчитались. Где да где? Ясное дело, в тайге. Иди-ка, сыщи!

Уже август кончался, сильно захолаживать стало, скоро и снега навалит, зима падёт в срок. И по обычаю — пора свадьбы играть. Невесты давно готовы, а женихи — кто на фронте, кто в госпитале, кто в плену — и все далеко. А тем, кто близко (семеро их ушло, да с других поселков, слышно, добавилось к ним), тем на свадьбы путь заказан. В посёлок-то они по ночам наезжали — свои не выдадут — но не часто, хлеба взять, картохи, другого овоща, свежих шанежек, творога, уж матери знают, что наготовить им.

А чтобы свадьбу открыто сыграть — этого опасались сами родители, прежде всего. В уезде вроде бы на ребят рукой махнули — не достать, дак, а в поселке, гляди, и найдется доносчик, хоть бы из тех же временно-пришлых, из барачных. У них своего-то ничего нет, кроме рабочих рук да голодных ртов, кормятся из шахтолавки по спискам и промышляют да подрабатывают, кто, как сумеет и кто на что горазд. У них и зависти к нашим полные мешки, и есть там такие озлобленные на всё и вся — от них чего угодно жди. В одном забое с нашими работают, на одной шахте, и вот там-то, под землей, надёжные люди, верные товарищи, не хуже других, случись что (а случалось — завалы, вода хлынет, газ прорвется, загорится где), кинутся на выручку, помогут, да и сами гибли вместе с нашими — и это было. А наверху, как по домам разойдутся — эти в избы, те в бараки, как будто кто подменил их. Так что ж теперь — отдавать им свои подворья, а самим куда?

О ночных-то наездах из тайги — и то уж знали в уезде. Но засаду устроить не так-то просто, малая ребятня шустрая, везде прошмыгнет и своих предупредит еще на выезде из тайги. Так что свадьбы играть и чтоб в церкви венчаться и всё остальное, чтобы шло по заведённому обычаю — ну никак не выходило.

Они там, в тайге, не голодают. Рябчики да глухари, сохатого завалят, медведя, пока не залёг, зайчишки, рыба из заводей, домашнего добавят. В забое не вламывают, так и силы девать некуда. Прёт! Разговоры о девках-бабах, воспоминания о тайных встречах с барачными вдовками, сны горячечные и сладкие… У-у-ух! Да что ж это за жизнь такая!

И невесты истомились. Ну, те сметливые. Побегали друг к дружке, пошушукались и собрались оравой на дальние ягодники по морозцу, — то как раз, время сбора. Клюква там, брусника, черемуха еще, может, не вся опала, а калину и рябину хоть и под Рождество собирай, если птица что оставит.

С невестами и другие пошли — дети постарше, бабы, стариков набралось. С каждого подворья кто-нибудь шел, как и в прежние годы по осени. Таёжной ягодой запасались на всю зиму и вёсну и тащили на санках и за плечами большие ягодные корзины.

Пока собирались да готовились, успели снестись с женихами — те ждали. Правда, случилась сперва большая заминка, и даже, казалось, непреодолимая: батюшка из поселковой церкви наотрез отказался идти на ягодники. «Власть имущим слова не скажу, не выдам, — пообещал он, — а венчать в дебрях, вне храма освящённого, не могу себе позволить». Заупрямился, старый. Однако же и подсказал — правительство, мол, временное, и законы у него временные, так что можно вроде бы временно заключить брак, называется «гражданский» — и сделать о том записи в поселковом Совете самоуправления, у секретаря. Тут невесты, в свою очередь, заупрямились и приуныли: зачем нам временный брак, куда это годится, нам постоянный надо, чтоб с детишками и на всю жизнь.

Батюшка стал растолковывать: мол, придёт своё время, и всё временное кончится, наступит постоянное, тогда и обвенчаться можно, не поздно будет. Ну да, а если к тому часу детишек куча, как тогда? «А чада в купель окунём — вот те и крещёны. Невинны дак!» — заверил батюшка.

Секретаря уговорили, соблазнили, пригрозили, уломали, деться ему было некуда, прихватил он печать и книгу записей и тоже собрался за ягодами. Сам не знал, как уж там будет выкручиваться перед начальством (надеялся всё же!), но и перед народом еще страшнее. Со службы попрут — куда ни шло, а вот головешки вместо подворья… Шахтер под землю лезет, дак и не знает, сам поднимется или товарищи вынесут прямо к отпеванию. И не раз, и не два, а каждый рабочий день. Отчаянный человек шахтер. Выйдет на-гора, напьется и пустит «красного петуха».

И потому обещал секретарь не только записать гражданский брак, но и выдать свидетельства с печатями.

* * *

Созывала большой семейный совет, конечно же, мать. На самом-то деле, если я хоть что-то соображаю в затеях предков, она по природе была тайным лидером, а когда касалось ее «кровного» (сын, Колька, в опасности, «кровнее» не бывает), брала бразды в свои руки, и тогда вокруг нее всё вертелось, взрывалось, затихало и лепетало.