Жилец из верхней квартиры - [2]

— Там! Там! Там! — восклицал счастливый Дуглас, поигрывая вилкой. Он указал на тарелку Кобермана, и звук донесся из нее.

Землистое лицо Кобермана застыло, а в его глазах отразился ужас. Он отодвинул свой суп и откинулся на спинку стула. Губы его дрожали. В этот момент из кухни появилась бабушка.

— Что-нибудь не так, мистер Коберман?

— Я не могу есть этот суп.

— Почему?

— Я уже сыт. Спасибо.

Мистер Коберман раскланялся и вышел.

— Что ты здесь натворил? — спросила бабушка, наступая на Дугласа.

— Ничего, бабуля. А почему у него деревянная ложка?

— Твое-то какое дело?! И когда только у тебя кончатся каникулы!

— Через семь недель.

— О, господи! — простонала бабушка.

Мистер Коберман работал по ночам. Каждое утро он таинственным образом появлялся дома, поглощал весьма скромный завтрак и затем весь день беззвучно спал у себя в комнате до самого ужина, на который собирались все постояльцы.

Привычка мистера Кобермана спать днем, заставляла Дугласа вести себя тихо. Это было выше его сил, и если бабушка уходила к соседям, Дуглас начинал носиться по лестнице или кричать под дверью Кобермана, или трогать ручку бачка в туалете. Мистер Коберман никак не реагировал на это. Из его комнаты не доносилось ни звука, там было тихо и темно. Он не жаловался и продолжал спать. И это было очень странно.

Дуглас чувствовал, что в нем разгорается жаркое пламя с тех пор, как эта комната стала владением Кобермана. Когда там жила мисс Сэдлоу, она была просторной и уютной, как лесная лужайка. Теперь она была какой-то застывшей, холодной и чистой. Все стояло на своем месте, чужое и странное.

На четвертый день Дуглас забрался по лестнице к своему любимому окошку с разноцветным стеклом. Оно находилось между первым и вторым этажом и было застеклено оранжевыми, фиолетовыми, голубыми, красными и желтыми стеклышками. Дуглас очень любил смотреть через них на улицу, особенно по утрам, когда первые лучи солнца золотили землю.

Вот голубой мир — голубое небо, голубые люди, голубые машины, голубые собаки.

А вот желтый мир. Две женщины, переходившие улицу, сразу стали похожи на азиатских принцесс. Дуглас хихикнул. Это стеклышко даже солнечные лучи делало еще более золотыми.

Около восьми часов вечера Дуглас увидел мистера Кобермана, который возвращался со своей ночной работы, постукивая тросточкой. На голове у него была неизменная соломенная шляпа. Дуглас приник к другому окну. Краснокожий мистер Коберман шел по красному миру с красными цветами и красными деревьями. Что-то поразило Дугласа в этой картине. Ему вдруг показалось, что одежда мистера Кобермана растаяла, и кожа его стала прозрачной. То, что Дуглас увидел внутри, заставило его от изумления вдавить нос в стекло.

Мистер Коберман поднял голову, увидел Дугласа, и сердито, как бы для удара, замахнулся своей тростью, затем он быстро засеменил по красной дорожке прямо к двери.

— Эй, мальчик! — закричал он, затопав по ступенькам. — Что ты там делаешь?

— Ничего. Просто смотрю, — пробормотал Дуглас.

— Просто смотришь? И все? — кричал Коберман.

— Да, сэр. Я смотрю через разные стекла. И вижу разные миры: голубой, красный, желтый. Разные.

— Да, да. Разные, — Коберман сам посмотрел в окно. Его лицо было бледным. Он вытер лоб носовым платком и притворно улыбнулся.

— Все разные. Вот здорово. — Он подошел к своей двери и, обернувшись, добавил: — Ну, ну. Играй.

Дверь закрылась. Коберман ушел к себе. Дуглас скорчил ему вслед гримасу и нашел новое стекло.

— О, все фиолетовое!

Через полчаса, когда он играл в песочнице, раздался звон разбитого стекла. Дуглас вскочил на ноги и увидел выскочившую на крыльце бабушку, которая сердито грозила ему рукой.

— Дуглас! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не играл в мяч перед домом!

— Но я же сижу здесь, — возразил Дуглас.

Но бабушка не хотела его слушать.

— Смотри, что ты наделал, негодный мальчишка!

Чудесное разноцветное стекло было разбито, и среди осколков лежал баскетбольный мяч Дугласа. Прежде, чем он успел что-то сказать в свое оправдание, на него обрушился град тумаков.

Потом он сидел в песочнице и глотал слезы, которые текли у него не столько от боли, сколько от обиды за совершившуюся несправедливость. Он знал, кто бросил этот мяч — конечно же он, человек в соломенной шляпе, который живет в холодной серой комнате.

«Ну, погоди же, погоди» — шептал Дуглас.

Он слышал, как бабушка подмела осколки и выбросила их в мусорный ящик. Голубые, красные, оранжевые стеклышки полетели в ящик вместе со старым тряпьем и консервными банками.

Когда она ушла, Дуглас, всхлипывая, подкрался к ящику и вытащил три осколка драгоценного стекла. Коберману не нравятся цветные стекла? Ну что же, тем более их нужно спасти.

Дедушка возвращался из типографии немного раньше всех остальных жильцов, примерно в 5 часов. Когда его тяжелые шаги раздавались в прихожей, Дуглас всегда выбегал навстречу и бросался ему на шею. Ему нравилось сидеть на коленях у деда, прижавшись к его большому животу, когда тот читал газету.

— Слушай, дед.

— Ну, чего тебе?

— А бабушка сегодня опять потрошила цыпленка. На это так интересно смотреть! — сказал Дуглас.

Дед не отрывался от газеты: