Жилец - [23]

— Расскажите мне о мистере Харпере, — доверительным тоном попросил Маллет. — Давно ли он у вас работает?

— Четыре или пять лет, — ответил Браун. — И между нами говоря, сэр, это просто несносный молодой человек. Просто несносный. Это покойный мистер Инглвуд взял Харпера на службу, ради дружбы с его отцом, как я понимаю. А я оставил его главным образом из уважения к памяти мистера Инглвуда. Мистер Инглвуд был джентльменом в полном смысле этого слова, — продолжил жилищный агент, скорбно покачивая лысой головой. — Он прекрасно умел обращаться с клиентами из высших слоев общества, если вы понимаете, что я имею в виду. Поэтому, когда мистер Инглвуд нас покинул, это стало громадной потерей для фирмы.

Он уставился в письменный стол и созерцал призраки канувших в Лету клиентов из высших слоев общества до тех пор, пока Маллет не вернул его к окружающей действительности, напомнив о своей просьбе:

— Ну, а мистер Харпер?

— Ах да, мистер Харпер! Его отец был разорен, как я понимаю, несколько лет назад, когда с таким треском лопнул этот банк — наверняка вам знакомо его название, инспектор…

— «Фэншоу»? — вставил Маллет.

— «Фэншоу»… да. И что еще хуже, как рассказывал мне мистер Инглвуд, Фэншоу был старым другом покойного мистера Харпера. И он же разорил его, просто разорил…

— Ужасное невезение, — посочувствовал инспектор.

— Ужасное. О, мне очень жаль молодого человека, уверяю вас. Вот почему я держу его здесь. А кроме того, я надеялся, что он приведет сюда в качестве клиентов кого-нибудь из своих друзей из высших слоев общества. Но он так и не привел. А невезение — не оправдание для той вопиющей небрежности, с которой Харпер относится к своей работе. Взять, к примеру, эту историю с Дейлсфорд-Гарденз. Мы на этом крупно погорели, инспектор. Подумать только, ведь мисс Пенроуз причитается три фунта два шиллинга и шесть пенсов за причиненный ущерб. А как мы теперь взыщем их с жильца, я не знаю.

— Но вы рассказывали мне о мистере Харпере, — перебил его Маллет.

— Да-да, именно. Вчера, например, сюда пришел ваш сержант Франт и попросил дать ему посмотреть договор об аренде, подписанный мистером Джеймсом. Так вот, мистер Харпер не смог его найти! Представляете? Не смог. Говорит, что положил его куда-то, но мы все перерыли, а так и не нашли. Вот это я и называю «горько», инспектор.

— Раз уж мы коснулись этой темы, — сказал Маллет, — у вас вообще есть какие-нибудь письма или документы, подписанные мистером Джеймсом?

— Ни одного, — ответил Браун. — Помимо договора об аренде, был только чек. Мистер Харпер лично взял его, внес им оплату.

— Но мистер Джеймс вернул вам ключи по почте, не так ли? Не прилагалось ли к ним письма?

— Сейчас спрошу мистера Льюиса, — откликнулся Браун.

Из соседнего помещения был вызван Льюис, и ему задали тот же самый вопрос.

— Да, к ключам прилагалось письмо, — ответил он. — Я помню, как Харпер говорил мне об этом.

— Тогда не подшили ли его в обычном порядке? — предположил Браун.

— Конечно, так следовало поступить, — проговорил Льюис, явно довольный тем, что он может свести счеты со своим товарищем по работе. — Но этого не было сделано. Я сам искал это письмо, а когда спросил о нем Харпера, он сказал, что не придал ему значения и выбросил.

Мистер Браун в отчаянии всплеснул руками.

— Ну вот, сами видите! — воскликнул он. — В этом он весь! И что прикажете делать с таким человеком? Он вроде бы влюблен, инспектор, — не то помолвлен, не то еще что-то, но это ведь не оправдание для подобных вещей.

— Полностью с вами согласен, — кивнул Маллет. — Всего хорошего, мистер Браун, и дайте мне знать, если позднее прибудет мистер Харпер.

На обратном пути в Скотленд-Ярд Маллету было над чем поразмыслить. Оставалось только диву даваться, насколько Джеймс преуспел в заметании своих следов. Внешне вроде бы ничто не могло быть более открытым, даже нарочитым, чем его действия: открыл счет в банке, нанял дом с обстановкой и слугу, взял билет до Парижа через агентство — налицо ряд действий, за которыми должен тянуться шлейф улик, позволяющих установить его личность или, по крайней мере, добыть его почерк. А между тем не было ничего или почти ничего, если только второй визит Франта в банк не окажется более плодотворным, чем первый. Оказалось невозможным даже отыскать кого-то, кто когда-либо разговаривал бы с ним, за исключением Крэбтри и Харпера. Инспектор нахмурился. Но с чего это Харпер проявил такую вопиющую небрежность в отношении договора о найме жилья и письма? Маллету нелегко было поверить, что этот хорошо воспитанный, симпатичный молодой человек мог приложить руку к безжалостному преступлению, но если это всего лишь совпадение, то оно на редкость неудачное: Харпер — единственный человек, у которого была возможность предоставить ценные вещественные доказательства, — сознательно или нет их уничтожил.

Итак, подумал Маллет, Джеймс в Париже, это не вызывает особых сомнений. Вероятно, французская полиция сумеет его разыскать. Но у них мало исходных данных, нет даже толкового описания этого человека. Казалось, никто не заметил в нем ничего, что бросалось бы в глаза, за исключением бороды, а ее легко сбрить. Где-то в Лондоне должны быть люди, которые могут рассказать о нем больше. Где-то должны быть улики, которые свяжут его с Баллантайном и объяснят, как получилось, что Баллантайн пошел навстречу своей смерти в этой тихой маленькой кенсингтонской заводи. Все указывало на то, что это тщательно подготовленное преступление, а его нельзя было провернуть, не оставив никаких следов. Они, конечно, есть, и не кому иному, как ему, Маллету, предстоит их найти. Он подкрутил кверху свои усы и посмотрел так свирепо, что дама, сидевшая напротив него в поезде, бегло глянув на него поверх журнала, нервно вздрогнула.