Жила-была ведьма, или Танцы на краю ночного облака - [15]

— Слышь, мелкая, — сказал Колька Быстров. — Вот мы с тобой уже двадцать дней встречаемся, а у нас ничего не было.

— А что у нас должно быть? — не поняла Лина.

— Ну, — немного смутился Колька, — ты что — глупая? Сама не понимаешь?

— Отстань, дурак, — краснея, сказала Лина. — Рано еще.

А сама чувствовала, что если Колька настаивать будет, ей долго не продержаться. Хотя ей и не нравилось очень многое в их любви, все равно при виде Быстрова у нее в душе все съеживалось, и она была готова бежать ему навстречу и терпеть даже самые неприятные его выходки. Не зря же говорят, мол, любовь зла!

Чего ж удивляться, если она однажды уступила его наглой настойчивости в парке?

Все случилось на редкость обыденно и неромантично, и больше всего Лину раздражало его сопение над ее ухом, и больно было и стыдно, до того стыдно, что Лина проплакала всю ночь, злясь на себя и на Кольку, но все-таки больше на себя, способную защитить кого угодно, только не себя.

А еще через неделю Колька ее стал избегать. Лина ничего не могла понять, она, как дурочка, бегала за ним, передавала записки через девчонок, хотела поговорить и объясниться, но Кольке никакие объяснения не были нужны, он, завидев Лину, разворачивался и уходил прочь, гадость этакая!

Но однажды его Лина подстерегла в беседке. Колька в ней сидел с двумя мальчишками из интерната, и они тайком курили сигареты «Прима». При виде Лины мальчишки из интерната сразу же ушли, оставив девчонку наедине с. Колькой.

— Ну, что тебе? — выдохнул синий дым Колька.

— Коль, ну давай поговорим, — сказала Лина. — Я ничего не понимаю.

— А чего тут понимать? — пренебрежительно сказал Колька. — Ты какой гадостью меня опоила, ведьма? Думала, я не узнаю?

— Ты чего? — испугалась Лина. — Кто тебя опаивал?

— Ведьма, — плюнул в нее сигаретным дымом Колька. — Ведьма! Ведьма! Катись отсюда! Не о чем нам разговаривать! Коз-за!

Но ушла не Лина, а он сам ушел, оставив бывшую возлюбленную в истерической растерянности: бабушка, ну что ты натворила? Ну зачем мне нужен этот проклятый дар? Ничего у меня в жизни не получается, я даже влюбиться нормально не могу! Видишь, что из этого получилось?

И можно было изготовить приворотное зелье, только Лина уже обожглась на этом, у нее из головы не выходили упреки учительниц, а поэтому она даже затеваться не стала — что хорошего, если любят тебя, подчиняясь колдовству, а не вкладывая в это жар души?

Такая вот получилась печальная любовь.

Ничего хорошего она Лине не принесла — только мокрую от слез подушку пришлось на солнце сушить, и горечь во рту осталась, словно кору осины жевала.

— Плевать, — сказала Янка, которая стала лучшей подругой Лины в начавшемся учебном году. — Ты — красивая, за тобой еще многие бегать будут!

Сама она была маленькая, ладно скроенная, рыжая, с густыми конопушками на задорном и всегда веселом лице. И еще очень важное свойство у Янки было — она никогда не унывала сама и другим унывать не давала.

— Ты, Линка, не думай, — сказала Янка. — Он мизинца твоего не стоит. Ты в зеркало поглядись, какая ты красивая! Ведьмы такими не бывают!

— А какими они бывают? — вытирая слезы, слабо улыбнулась Лина.

— Ну, не знаю, — задумалась Янка и стала похожа на чертенка, который придумывает очередное баловство. — Старые они, уродливые, — и показала рукой, — вот с таким носом!

— Но ведь каждая ведьма когда-то была молодой, — сказала Лина. — Это в старости они становятся уродливыми!

— Да ты что! — замахала руками Янка. — Они и рождаются такими!

В ночь, когда закончилась ее первая любовь, Лина улетела далеко-далеко, сидела на облаке, смотрела на сонную недовольную луну и плакала до тех пор, пока не стало слез. Утром она обнаружила, что улетела слишком далеко, добиралась домой изо всех сил и едва успела. Удивительно ли, что она заболела? Температура у нее оказалась высокая, врачиха ее посмотрела и безапелляционно сказала:

— ОРЗ!

И только Янка, которая два дня просидела рядом с больной, поила ее теплой противной водой и таскала конфеты, купленные на последние деньги в магазине напротив интерната, знала, что это никакое не острое респираторное заболевание, а просто случилась несчастная любовь — и все!

Глава восьмая

Лина поболела два дня, а на третий день в палату, где она лежала, пробрался домовой Седик. В интернате была палата, куда клали больных учащихся, чтобы они не заразили остальных, называлась она медицинским изолятором. Вот туда Лину и положили. Седик пробрался в палату, положил узелок на тумбочку, лег в головах у Лины и принялся заплетать ее волосы в косички. Домовые всегда так поступают, когда хотят вылечить кого-то. Только на этот раз у Седика не очень-то получалось, потому что он лечил тело, а следовало лечить душу. Но Седик про это не знал. Вот и лечил по-своему, как предки учили.

— Седик… — растерянно и радостно сказала Лина, открыв глаза.

Черная мордочка домового, обрамленная всклокоченными седыми волосами, была довольной и озабоченной.

— Я тут тебе травы принес, — сказал Седик. — Отварить надо!

— Сам собирал? — не поверила Лина.

— Скажешь тоже, — смутился домовой. — Я и названий-то не знаю. Корова помогала!