Жила, была - [43]

Шрифт
Интервал

Она и от лука отказалась, от живого витамина. Иссохший желудок не принимал. Или доче все оставляла.

— Поздно, все уже поздно…

То были слова доктора Анны Семеновны.

— Так она же сама велела, — начала Таня и оборвала себя, чтобы не выдать секрет.

— Доча, когда случится, умру когда… Нащерина… Тетя Ираида все сделает… А ты к Дусе… К тете Дусе… Помнишь адрес?

— Не говори так! Такое…

— Некуда откладывать, доча. Вот, бросаю тебя, одну оставляю… Это факт.

Таня зажала уши руками, закачалась из стороны в сторону.

И еще было страшно, что мама могла не дожить до следующего дня. Куда побежишь, кого позовешь глухой ночью?

* * *

Мама в последний раз пожалела Таню, умерла при свете дня.

Грифель с одного бока исписался, острый край деревяшки оставил след на тонком листке с буквой «М»:

Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г

Глава десятая

Белые лоскуты и заплаты на корабельных маскировочных сетях заменили на летние — зеленые, коричневые, голубые. На палубах выросли, как декорации в театре, дома из фанеры с измалеванными окнами, чтобы сбивать с толку вражеских летчиков. Артиллеристы, те бьют, не видя цели, рассчитывают данные для стрельбы по картам и таблицам. Редкий день на город не падали тяжелые снаряды.

А Ленинград жил привычным уже, фронтовым, блокадным укладом, радовался летнему теплу и нарождающейся зелени.

В садах и парках собирали съедобные травы для супов и каш, изучали карманные книжечки-инструкции на скорое будущее: как заваривать чай из кипрея, какие и от каких хворей спасают целебные травы, на что пригодны сурепка и одуванчики.

Во многих домах появилась вода; женщины, собираясь группами, расставляли корыта и тазы с бельем на мостовых и панелях, стирали на улицах, пользуясь дорожными стоками.

Бледные, истощенные люди часами сидели на солнце, подставляя лучам цинготные язвочки на обнаженных руках и ногах.

* * *

На ступенях парадных, на выступах фундаментов торговали вазочками, статуэтками, картинками в рамках, патефонными пластинками, настенными тарелками. Покупатели — редкость, лишнего хлеба не бывает.


Жить!

Все в Тане обездвижело, закаменело, смерзлось, — все омертвело. Она лежала на бабушкином сундуке, одна в кухне, в квартире, на всем белом свете одна — круглая сирота.

Когда мама скончалась, Таня вписала ее в блокнот сразу же, забоялась, что позже не сумеет. Потом сходила за Ираидой Ивановной, а дальше уже Нащерины и другие соседи вызывали врача, обряжали покойницу, отправляли в грузовике на Пискаревку.

Огромный пустырь рядом с Пискаревской дорогой стал кладбищем еще в начале зимы.

Маму увезли в тот же день. Было тепло, маме никак нельзя было оставаться дома, задерживаться на земле.

Приходили и уходили люди. Таня никого не узнавала, ни с кем не разговаривала. Ее, наверное, считали бесчувственной или безнадежной дистрофичкой, а она просто не могла шевельнуть ногой, ворочать языком, издавать звуки.

В квартире было людно, как до войны. Затем вдруг и разом все исчезли. Нащерина хотела увести к себе, но Таня категорично замотала головой. Ираида Ивановна не уговаривала, обещала зайти поутру.

В коридоре кто-то — кто, Таня не определила — сказал со вздохом:

— И она не жилица.

— Ох, не жилица, — поддакнули сердобольно.

Говорили, конечно, о ней, Тане. Громко, не таясь. Что скрывать, когда человеку жить осталось всего ничего…

Долго и упорно боролась она с маминой помощью за жизнь. С маминой смертью и Танина жизнь исчерпалась.

Близилась пора белых ночей, ночи становились все короче и короче. Таня очнулась от забытья в тот неясный час, когда ночь уже обесцвечена, а заря еще не зажжена, все в природе зыбко, неопределенно.

Она совсем не ощущала себя. Попыталась выпрямить ноги, разжать скрюченные пальцы — не смогла, будто нет их вовсе. «Жива я или уже не жива, не жилица?»

Да, точно так говорили о ней: «Не жилица».

Не жилица. Не жилица!

Будто током ударило, подкинуло на жестком ложе сундука.

Почему? За что?! Измученная, страдающая душа возмутилась, восстала. Инстинкт самосохранения возродил утраченные, казалось, последние силы, остатний резерв, и, как уже случилось однажды, электрический импульс, пронизав с головы до ног, вернул способность к движению — основу основ жизни.

Нет, она будет жить. Будет! Жить!


Вещи

Никогда-никогда так не хотелось жить, как сейчас, но и никогда не было в жизни так одиноко и отчаянно худо. Таня потерянно бродила по квартире, слонялась среди вещей, знакомых и обязательных с тех пор, как она помнила себя, а теперь никчемных и никому не нужных. Все Савичевы умерли, и, значит, все, что им служило, чем они пользовались в жизни, утратило смысл и практическое значение.

Вспомнилось вдруг объявление на зимнем заборе:

За ненадобностью продается легкий гроб…

Почему — легкий? Из тонких и сухих досок? Маленький, детский? И почему оказался ненадобен? Не дождались, отвезли в простыне или одеяльце? Или чудо свершилось — вернулся кто-то с половины пути на тот свет? Поторопились с заказом, зря потратились? Живым гроб ни к чему. Как мертвым без надобности мебель, вещи…

Город еще спал, и напряжение в электрической сети было таким хорошим, что в багрово-сумрачной дымке виднелись отдельные предметы. Недавно еще взаимосвязанные, они создавали в доме тепло и уют, теперь же были разрозненные, обособленные.


Еще от автора Илья Львович Миксон
Отзовись!

Рассказы о Великой Отечественной войне, о героизме советских людей. Автор книги, военный инженер и писатель, сам прошёл по трудным дорогам войны.Часть рассказов впервые выходила в этой же серии в 1966 году.


Святое дело

Писатель Илья Миксон с юных лет связан с армией. Прошел войну на Западе и Востоке артиллеристом и еще два десятилетия не снимал шинели, был инженером-ракетчиком. Эта книга об однополчанах, павших и живых. Герои повестей и рассказов — солдаты и офицеры, фронтовики и наследники их боевой славы. Защита Отечества — святое дело.


Сапер

Сборник рассказов советских писателей о собаках – верных друзьях человека. Авторы этой книги: М. Пришвин, К. Паустовский, В. Белов, Е. Верейская, Б. Емельянов, В. Дудинцев, И. Эренбург и др.


Трудный месяц май

Повесть о жизни детей и взрослых в новом промышленном городе под Ленинградом, о поисках секретной карты и военного склада с боеприпасами.


Обыкновенный мамонт

Герой повести "Обыкновенный мамонт", сын офицера Серёжка Мамонтов, родился на Дальнем Востоке. Сложна воинская служба отца, и Серёжка вместе с родителями без конца путешествует по всей стране. Ленинград и Севастополь, Заполярье и жаркий юг — вот лишь некоторые этапы этих путешествий. И всюду с Серёжкой происходят приключения — обыкновенные и не совсем обыкновенные, таинственные и удивительные. Жизнь закаляет Серёжку, учит его принципиальности и смелости, выдержке и спокойствию. За делами и поступками юного героя повести автор показывает не менее важное — героическое прошлое нашего народа, рассказывает о жизни защитников Родины, о солдатах и офицерах Вооружённых Сил.


Семь футов под килем

Повесть "Семь футов под килем" рассказывает о сложной и романтической жизни наших моряков, о тяжелом и опасном труде матросов. Сын погибшего моряка, Лёшка Смирнов, проходит все сложнейшие этапы непростой моряцкой службы, прежде чем стать настоящим матросом. На этом пути его встречают и радости, и огорчения, и победы, и поражения, и даже настоящий, пусть пока единственный подвиг, из которого он выходит более сильным и бесстрашным человеком.Многие страницы повести посвящены дальним заморским странам и родным советским портам.


Рекомендуем почитать
Повесть о юнгах. Дальний поход

Литература знает немало случаев, когда книги о войне являлись одновременно и автобиографическими. Особенно много таких книг появляется в переломные эпохи истории, в периоды великих революций и небывалых военных столкновений, когда писатели вместе со всем народом берутся за оружие и идут сражаться за правое дело. Свинцовые вихри, грохот орудий, смертельная опасность входят в жизнь человека, как в другие времена школа, женитьба, мирная работа, и становятся частью биографии.Великая Отечественная война стала частью биографии и писателя Владимира Саксонова.


От Клубка до Праздничного марша

Перед вами давно обещанная – вторая – книга из трёхтомника под названием «Сто и одна сказка». Евгений Клюев ещё никогда не собирал в одном издании столько сказок сразу. Тем из вас, кто уже странствовал от мыльного пузыря до фантика в компании этого любимого детьми и взрослыми автора, предстоит совершить новое путешествие: от клубка до праздничного марша. В этот раз на пути вас ждут соловей без слуха, майский жук, который изобрёл улыбку, каменный лев, дракон с китайского халата, маленький голубчик и несколько десятков других столь же странных, но неизменно милых существ, причём с некоторыми из них вам предстоит встретиться впервые.Счастливого путешествия – и пусть оно будет долгим, несмотря на то, что не за горами уже и третье путешествие: от шнурков до сердечка!


Олауг и Пончик

Маленькие герои двух повестей известной норвежской писательницы А.-К.Вестли любознательны, умны, общительны. Книга рассказывает также о жизни их родителей - простых людей, живущих в маленьком норвежском городке, но решающих общие для всех людей на Земле проблемы.


Эта книжка про Ляльку и Гришку

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Про девочку Веру и обезьянку Анфису. Вера и Анфиса продолжаются

Предлагаем вашему вниманию две истории про девочку Веру и обезьянку Анфису, известного детского писателя Эдуарда Успенского.Иллюстратор Геннадий Соколов.