Жил-был такс - [19]
— Я в норме.
— А почему стихами говоришь?
— Потому что стихи хорошие и к месту. Рома, что с тобой?
— Хвост выр-р-рвал, ур-р-род! Ну, я его так клюнул, будет знать!
— Ничего, хвост отрастет. А сейчас будет парад в честь победы! Командовать парадом буду я! Р-р-равняйсь!
Голос у Мавры был такой, что Макс с Мавриком мгновенно встали рядом и приосанились. Рома взлетел на спинку стула и распушил все оставшиеся перья.
— Вы героически отстояли наш общий дом! Молодцы! Объявляю вам благодарность! Ура!
— Ура! Ур-р-а-а-а! Ура-а-а-а! — заорали все.
— К торжественному маршу приготовиться! Рома, запевай!
Рома распушился так, что стал почти круглым, и грянул:
— Багр-р-ровым зар-р-ревом затянут гор-р-ризонт!
— И гул разрывов слышится вдали! — подхватил Маврик.
— Тропой войны идет Бойцовый Кот… — Мавра пела вместе со всеми.
— И он в любой беде не пр-р-р-ропадет!
Макс не знал слов, но мелодия брала за самую душу. Он чеканил шаг и совсем не путался в лапах.
— Гор-р-рит земля, как спичка на ветр-р-ру,
И зар-р-ревом пылают гор-р-рода!
— Бойцовый Кот идёт, как на смотру… — выводил Маврик.
— И не свернет с дороги никогда… — Мавра внезапно умолкла и осела на пол.
— Ма-а-ам! — взвыл Маврик.
Макс залился лаем, и тут же в детскую вбежала Мама-Таня.
— Что случилось? Мавруша, солнышко, что с тобой? Где болит?
Мавра не отзывалась, не открывала глаза. Лежала плоская, как меховой коврик.
— Убью! — выдохнула Мама-Таня и бросилась к телефону. — Ветеринарная «скорая»? Строительная, двенадцать, квартира сорок семь! Ждём!
Маврик сидел рядом с матерью и трогал её лапой.
Мама-Таня повернулась на каблуках и выскочила в прихожую. Сейчас она как две капли воды походила на разъяренную Мавру, только без хвоста.
— Что вы с кошкой сделали, гады? Убью!
— Спасите! — хором прошептали Колян и Толян, прячась за людей в серой форме.
— От меня никто вас не спасет, и не надейтесь! Да вы оба одного её когтя не стоите!
— Таня… — ошарашенно пробормотал Папа-Костя.
— На дне моря сыщу, так и знайте!
— Где животное? — спросил человек с большой сумкой, вышедший из лифта.
— Ой, как вы быстро! Пойдёмте сюда…
— В соседнем подъезде вызов был. Так что случилось?
— К нам воры пытались залезть, а кошка им чуть глаза не выцарапала.
— Ага-а-а…, — гундел Толян из-под бинтов, — все лицо мне изодрала, зверюга…
— А ты бы не лазил по чужим домам, глядишь, цел бы остался, — сказал человек в серой форме. — Давай, пошли в машину!
Все это Макс слышал краем уха-пельмешка. Куда важнее было то, что говорил человек, склонившийся над Маврой.
— Плохо дело. Её, видно, в живот пнули со всей дури. Похоже на разрыв кишечника. Надо оперировать. Есть что-нибудь твердое? Ну, картонка, доска какая-нибудь?
Мама-Таня бросилась на кухню и вернулась с большой разделочной доской, разрисованной апельсинами. Мавру осторожно уложили на доску и понесли к выходу.
После битвы
Вечером Макс сидел в начисто вымытой прихожей и пытался разговорить Маврика.
— Ну что ты надулся как мышь на крупу? Пойдем ужинать!
— Мя.
— Не понял!
— Мя.
— Ты что, говорить разучился?
— Отстань, Макс. Я мяудитирую.
— Что-что делаешь?
— Мяудитирую. Пытаюсь маме помочь.
— Это как?
— Думаю о ней. Представляю, что с ней разговариваю.
— И что ты ей говоришь?
— Что всё будет хорошо. Отстань, сказано тебе! Тут настроиться надо.
Макс тихонько вышел на кухню. Там Хозяева пили кофе с коньяком и тихо переговаривались. Рома-попугай сидел на плече у Папы-Кости и перебирал ему волосы клювом. Мама-Таня погладила Макса, положила в миску овсянки с мясом и добавила косточку:
— Это тебе за храбрость, Максик!
Миску Макс вылизал начисто, а косточку прихватил в прихожую. Маврик сидел с закрытыми глазами, поставив шерсть дыбом — так, что походил на меховой шар. Мяудитировал, наверно…
— Ты это… есть будешь?
Маврик не отозвался.
Прошуршали крылья, и Рома тяжело шлепнулся на банкетку.
— Плохо без хвоста летать, р-р-рулить нечем! Знаешь, что Хозяева говор-р-рят? Мавр-р-рушу пр-р-роопер-р-рир-р-ровали! Ветер-р-ринар-р-р сказал: вовр-р-ремя обр-р-ратились! Тепер-р-рь всё будет хор-р-рошо! Вот посмотр-р-рите!
— Спасибо, Рома!
— Не за что! А Мавр-р-рика ты не тр-р-рогай. Кошки, они мудр-р-рые, ничего зр-р-ря не делают.
— Хорошо, не буду. Рома, а ты откуда эту песню знаешь — ну, про Бойцовых Котов?
— Хозяин с др-р-ругом как-то р-р-раз пели на кухне. Там ещё пр-р-ро эмблему с оскаленным звер-р-рем, так они говор-р-рили, что у них такая же была.
— Они что, тоже Бойцовые Коты?
— Да нет, пр-р-росто офицер-р-ры в отставке, сейчас охр-р-ранную фирму вдвоём откр-р-рыли… Ладно, я спать полетел, а то денек тр-р-рудный выдался!
— Лети, Рома. Спокойной ночи.
— И тебе!
Рома улетел. Маврик сидел и не шевелился, словно плюшевый. Макс положил косточку поближе к нему, приволок свою подстилку и улегся рядом — так, чтобы греть Маврика.
Дни тянулись, похожие один на другой. Без Мавры всё было не так. И с Мавриком говорили только про неё.
— Матушка как-то сказала: я за своих Кузнецовых кого угодно в клочья порву. Они меня от улицы спасли, в кошки вывели…
— Постой, причем здесь улица? Вы же из какого-то там питомника.
— Ой… Проговорился. Сибиряки мы — это правда. А про питомник матушка сама придумала, если честно. Я ещё маленький был, она боялась, что комплексовать буду. Как же, кругом все породистые-распородистые, а мы… Сначала верил, а потом услышал, как Мама-Таня подруге рассказывала про матушку. Оказывается, она сама к ним пришла, через окно. Тогда они на первом этаже жили. Стали думать: оставлять или нет? Папа-Костя говорит: вся с варежку, а характер уже виден. Мама-Таня отвечает: хорошая кошка сама приходит, это наш домовой будет…
У Ольги Вернер, врача из курортного черноморского городка, больше нет тени. Но у нее осталось мужество – мужество отчаяния. Ей нужно спасти себя и своих детей, переиграть могущественного противника и вспомнить, как это – обрадоваться по-настоящему. У нее в запасе только сорок дней, а потом…Отступать некуда. «Исполнись решимости и действуй – это выбор благородных». Так сказано в книге, которую Ольга никогда не читала, но почему-то знает наизусть.Увидеть мир таким, каков он есть, можно только сквозь пальцы.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Стекольщик поставил новые окна… Скучно? Но станет веселей, если отковырять кусок замазки и … Метро - очень сложная штука. Много станций, очень легко заблудиться… Да и в эскалаторах запутаться можно… Художник Генрих Оскарович Вальк.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что будет, если директор школы вдруг возьмет и женится? Ничего хорошего, решили Демьян с Альбиной и начали разрабатывать план «военных» действий…
В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.
История про детский дом в Азербайджане, где вопреки национальным предрассудкам дружно живут маленькие курды, армяне и русские.