Жил-был стул и другие истории о любви и людях - [87]
Петров: – Ты просто не вовремя пришла.
Ольга: – Ты прогоняешь меня?
Петров: – Нет. Что ты?
Ольга: – Скажи… я ничего не могу сделать… чтобы… ты остался со мной?
Петров: – Что? Что, например? Ты столько услышала.
Ольга: – Не знаю… На самом деле… я всё это слушаю… а жду одного… ты что-нибудь скажешь… и всё изменится… будет как раньше… Меня отпустит.
Петров: – Ты проснулась с другим мужчиной… А я весь вечер провел с другой женщиной…
Ольга: – Если тебе будет легче… я проснулась одна… и заснула одна… Я не спала… ждала от тебя что-нибудь…
Петров: – Ну… на самом деле мне не легче.
Ольга: – Всё равно?
Петров: – Что ты тянешь из меня? А? Зачем?
Ольга: – Хочу услышать… что-нибудь, чтобы остаться… Ты не попытаешься меня удержать?
Петров: – Я никого не удерживаю… Не удерживал.
Ольга: – Я – не все.
Мы видим изящную руку в перчатке. Берет со стойки паспорт и посадочный талон. Это Анна. Она отходит от стойки регистрации. Багаж сдала, и ничего, кроме маленькой сумочки, у неё нет. Оглядывает зал… Идёт на посадку… У самого прохода ещё раз останавливается, оборачивается. Ищет… Нет… Никого нет в этом зале, кто ей нужен.
…Дорогой… у меня всё меньше и меньше сил… я ухожу… Хоспис… Суржика я пристроила… Ты извини, что я не отдала его тебе. Надеюсь, и ЭТО ты поймешь. Там ему будет хорошо. Новые его хозяева просто помешаны на ирландских терьерах… Жаль, я не увижу… как он будет шуршать листьями с нашей дочкой… ронять её… тыкаться в неё носом…
Господи!! ЧТО ЖЕ ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!
Ольга встает. Как бы тяжело ей ни было, но она понимает – ждать уже нечего. Никаких надежд.
Петров: – Ольга…
Ольга: – Прощай.
Петров: – Не пропадай, ладно… Я позвоню как-нибудь.
Ольга: – Ой, нет… Не обещай… А то я буду ждать… А ведь напрасно, да?!.. Береги себя, любимый… И не пей столько. Ольга разворачивается, уходит. Петров смотрит ей вслед. За двенадцать часов жизнь его полностью изменилась. Он успел встретить, потерять и отказаться. Он переводит взгляд на небо.
Петров: – Ну… вот и всё…
Салон самолета. Анна у окна. Она не сняла ни косынку, ни пальто, ни очки, ни перчатки… Красивая, но закрытая женщина. Вся в себе. Смотрит в окно. И только по короткому движению кисти догадываемся – утирает слезу.
– А вчера я прощалась с нашим городом… Целый день я гуляла, впитывала его воздух… ещё раз смотрела на его улицы… дома и деревья… Было тихо, спокойно и пусто… Вещи уложены. Все, какие нужно, бумаги написаны… Подруг я повидала ещё на той неделе. Ничего, конечно, им не сказала… Родители и брат будут знать, где я… Я давным-давно с ними всё обсудила… Когда всё кончится, он позвонит тебе…
…Но главное был ты…
Я не могла уехать, не повидав тебя… Просто НЕ-МОГ-ЛА!!!.. Ты же мой праздник! Ты же моё счастье! Ты же мой любимый! Мой единственный!!!
…Я знаю… ну… может, догадываюсь, как больно тебе будет сегодня… завтра… НО Я НИЧЕГО НЕ МОГЛА ПОДЕЛАТЬ!!!.. Ты – мой родной… мой любимый…
Ну вот и всё, мой дорогой… Наберись сил… смелости и терпения… прости меня… я люблю тебя… Я очень-очень люблю тебя… Ты – мой воздух…
Мы слышим голос Антона: «Ну, вот и всё».
Он откладывает ручку. Закрывает последний, третий блокнот. Обводит взглядом стол – пепельницу, полную окурков, чашку недопитого кофе. Тут же бокал из-под коньяка, нарезанный лимон. Блокноты… Его взгляд скользит по кафе. По окнам, задерживается на улице.
Антон: – Ну вот и всё… И что теперь…
Мы видим его лицо, уставшее, с красными глазами. Ещё что-то подсказывает нам, что он прилично выпил. Может, что в движениях? ОН листает блокноты, не задерживаясь ни на одной странице. А перед нами вспыхивают кадры ранее увиденных картин. Кладбище. Ольга с Петровым. Её отец. Анна, улыбающаяся Петрову. Их танец. Петров в аэропорту. Снова с Анной. Целует Ольгу… и ещё что-то… и ещё!!! Антон допивает коньяк. Встает. Выходит в туалет.
Облокотясь на раковину, он долго смотрит в собственное отражение. То его лицо. То фрагменты его романа. Какие-то фразы его друга из реальной жизни, какие-то слова Петрова… Его лицо искажается. Слезы. Стон. Он прикрывает лицо руками. Всхлипывания. Включает кран.
Антон (сквозь плач): – И что? И кому это?.. Ты просил… я сделал… Как мог… Прости меня, если не получилось…
– Друг мой дорогой… может, это не совсем твоя… ваша история… но я думал о вас… простите меня…
– Дорогая моя… здесь не будет посвящения тебе… но если бы тебя не было… ничего бы я не написал… правда… я всё ещё люблю тебя… правда… и буду любить ещё очень долго… как же ты далеко…
– Деда… я не знаю, что у меня получилось… и, может, я правда как-то не так тебе сказал… Но… на самом деле… я не мог не написать этого…
Антон опускает голову. Плещет в лицо водой. Что-то шепчет. Кажется, «простите»…
Полутемная комната. Только настольная лампа да экран компьютера. Антон что-то печатает. Нам плохо видно, но, похоже, это почта. Мэйлы. Хлопает входная дверь. Что-то там такое происходит в коридоре, и в комнату входит его дочка. На вид лет тринадцать. Такая… как все тинэйджеры. Бухается на диван.
Дочка: – Привет, папсик.
Антон: – Привет, любимый ребенок. Как позанималась?
Он продолжает печатать.
Дочка: – Да чёт устала… Слушай, пап… нам сказали, что сделали диски с наших занятий в Болгарии. Мы же купим?
Устои строгого воспитания главной героини легко рушатся перед целеустремленным обаянием многоопытного морского офицера… Нечаянные лесбийские утехи, проблемы, порожденные необузданной страстью мужа и встречи с бывшим однокурсником – записным ловеласом, пробуждают потаенную эротическую сущность Ирины. Сущность эта, то возвышая, то роняя, непростыми путями ведет ее к жизненному успеху. Но слом «советской эпохи» и, захлестнувший страну криминал, диктуют свои, уже совсем другие условия выживания, которые во всей полноте раскрывают реальную неоднозначность героев романа.
Посвящается священническому роду Капустиных, об Архимандрите Антонине (Капустина) один из рода Капустиных, основателей и служителей Батуринского Преображенского храма. На пороге 200-летнего юбилея архимандрита Антонина очень хочется как можно больше, глубже раскрывать его для широкой публики. Архимандрит Антонин, известен всему миру и пришло время, чтобы и о нем, дорогом для меня, великом батюшке-подвижнике, узнали и у нас на родине – в России-матушке. Узнали бы, удивились, поклонялись с почтением и полюбили.
Дрессировка и воспитание это две разницы!Дрессировке поддается любое животное, наделенное инстинктом.Воспитанию же подлежит только человек, которому Бог даровал разум.Легко воспитывать понятливого человека, умеющего анализировать и управлять своими эмоциями.И наоборот – трудно воспитывать человека, не способного владеть собой.Эта книга посвящена сложной теме воспитания людей.
Ирина Ефимова – автор нескольких сборников стихов и прозы, публиковалась в периодических изданиях. В данной книге представлено «Избранное» – повесть-хроника, рассказы, поэмы и переводы с немецкого языка сонетов Р.-М.Рильке.
Как зародилось и обрело силу, наука техникой, тактикой и стратегии на войне?Книга Квон-Кхим-Го, захватывает корень возникновения и смысл единой тщетной борьбы Хо-с-рек!Сценарий переполнен закономерностью жизни королей, их воли и влияния, причины раздора борьбы добра и зла.Чуткая любовь к родине, уважение к простым людям, отвага и бесстрашие, верная взаимная любовь, дают большее – жить для людей.Боевое искусство Хо-с-рек, находит последователей с чистыми помыслами, жизнью бесстрашия, не отворачиваясь от причин.Сценарий не подтверждён, но похожи мотивы.Ничего не бывает просто так, огонёк непрестанно зовёт.Нет ничего выше доблести, множить добро.
Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».