Жил-был стул и другие истории о любви и людях - [50]

И всё же она не выдерживает, и слеза скатывается у неё по щеке. Галина, Галина… Я и сам сейчас заплачу. Пусть я и виной всему, и причина её боли, но нет сейчас мне человека ближе. Всё у нас общее – и любовь, и потеря, и невысказанные слова, и сожаления и упреки, и надежды, и память, и слезы. И хочется говорить с ней – рассказать всё как есть. С первого дня, как только увидел её дочку. Как слушал разговоры о ней, как сам случайно их заводил. Рассказать о том вечере, как танцевали. Как сжал ей ладонь, как она заглянула мне в глаза. Как целовались без смущения и неловкости. Как на следующий день встретились на Тверской. От дыхания шел пар – наверное, было очень холодно. А мы шли и шли, болтали, улыбались, говорили друг другу, рассказывали, как, оказывается, мечтали, ждали… всё было так легко… и я целовал замерзшие щеки и пальцы… Рассказать о другом… неожиданном… Как спросила однажды – что дальше? И удивила и испугала этим вопросом. Ведь мне было понятно, ясно сразу – это не навсегда. Пройдет, как и всегда проходило. Но она-то спросила… значит – думала по-другому?!.. Как смотрел иногда на Ольгу – что будет с ней? Вот сейчас улыбается, что-то там рассказывает, историю на работе… а когда скажу, что всё?.. как изменится лицо?.. и вообще – что будет? А дочка?! Ведь в самом деле – так дорожил её вниманием. Так нравилось с ней играть. Ощущать, как тянется, как ждет. Ведь только со мной была такой. Только я с ней катался на ледянке с горы. Только я с ней играл в смешариков. Только я ей читал перед сном. Что с этим-то со всем будет?!

И я уверен, Галина бы меня поняла. Может быть, не согласилась – ведь сама когда-то смогла по-другому, но слушала бы и понимала… А я бы рассказывал, спрашивал, каялся… мне было бы легче. Нам обоим было бы легче. Мы были бы вместе… И я беру её за руку, сжимаю.

– Галина… Галина, что я могу для вас сделать?

Она смотрит в окно. Чуть отвечает на моё пожатие.

– Ничего.

– Знаете… а давайте выпьем? Просто посидим?

Она убирает руку. Поворачивается ко мне.

И как бы я ни копила в себе злость, как бы ни готовилась, как бы ни ненавидела его… но он держит меня за руку. Ищет моей поддержки, хочет поддержать сам… Мужчина, которого любила моя дочь, которая ещё думает – я знаю, что думает! о нем! Как ни странно, самый близкий после неё мне человек. Давно. Почти родной. И мне хочется обнять его, заплакать, простить его, схватить такси и помчаться вместе с ним к Ирине… войти в комнату… увидеть её лицо… оставить их вдвоем… А потом сидеть на кухне… говорить… решить разом всё… Как в кино… А сделать надо совсем другое. И я убираю руку.

– Нет, Петров, нет. На Новый год, или на день рождения – с радостью. За хорошее выигранное дело – легко. Но вот просто так… от избытка чувств… с тобой… нет. Никогда.

И на его глупый вопрос – почему? – я наконец-таки произношу то, что так давно хотела сказать:

– Потому, что ты – дрянь.

Все в кафе смотрят на нас. Так мне кажется. А она так долго копается в сумочке. Наверное, ищет сторублевую купюру за свой кофе. Невыносимо долго. И всё это время я слышу её слова. Хоть бы она взглянула на меня. Но меня для неё нет.

Я долго сидел за столом. Я знал, что нужно подняться и идти в офис. Что там помощники и у них вопросы. Что нужно встречаться с клиентами. Думать над их проблемами. Что есть работа. Что я ещё, к сожалению, не умер. Что как бы я ни хотел, а мне придется смотреть в глаза другим – сейчас официантам, посетителям кафе, которые то ли слышали, то ли нет эти слова, чуть позже – коллегам. Смотреть в глаза Галине. Говорить с ней из дня в день – слыша в ушах только эти слова. Зная, что именно так она обо мне и думает…

И сил нет встать. Руки дрожали, когда я закуривал… Я сидел, сидел и сидел…

Мне не хотелось жить – я чувствовал себя дрянью…

МУЖЧИНА И ЕГО ЖЕНЩИНЫ

(киноповесть)

Лето. Утро. Но уже жарко. И воздух над взлетно-посадочной полосой плавится и дрожит. В этом мареве мы видим, как медленно останавливается самолет. Наконец встал. Вот и трап подвезли.

За всем этим наблюдает немолодой мужчина, стоящий на краю полосы, уже у здания аэропорта. Наверное, он не совсем прост, раз ему разрешили тут быть?! Его лицо с глубокими морщинами, седеющими короткими волосами, складками у губ выдает внимание и глубину. А что-то… то ли в одежде, то ли в общем слегка бесформенном облике наводит на мысль о свободной профессии. Художник? Философ? Всему своё время – всё узнаем.

Он наблюдает, как по трапу спускаются первые пассажиры. Его взгляд сразу фокусируется на одном из них. Мужчина. Его ровесник. Хорошо, дорого, небрежно одет. Может, походка, а может, рубашка, явно расстегнутая на одну лишнюю пуговицу, дают почувствовать – пьян. Он тоже замечает того, кто его встречает.

Они здороваются как близкие друзья. Искренне радуются этой встрече. Обнимаются. Мы наблюдаем за этим со стороны. Бросается в глаза… тот, что прилетел – он не просто обнял старого друга… он… словно нашел утешение… опору… кого-то, с кем можно расслабиться… и не спешит отпускать товарища.

Первый: – Вот правда, рад тебя видеть. Ты надолго?

Второй: – Думаю завтра вечером улететь.