Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском - [10]

Мы приехали в Загорск, звоним другу, и тот, значит, радостным голосом докладывает Эдику:

– Эдуард Николаевич! Не волнуйтесь, портфель найден! Я позвонил начальнику милиции, а он – диспетчеру такси. Запишите, пожалуйста, адрес. Придёте туда, спросите товарища Никишину. Она-то и спасла портфель. А потом я вас жду у себя. Попьём чайку.

По указанному адресу нас встретила маленькая подвижная рыжая женщина. Успенский спрашивает:

– Вы действительно нашли портфель?

– Да! Нашла! Сразу поняла, что учёный человек потерял, – одних очков шесть пар!

А потом объяснила, что, как только ей сообщили про портфель, она взяла его под наблюдение. Хотя заметила его раньше и обратила внимание на то, что очередь движется, а портфель лежит на месте. И, значит, когда к портфелю подошёл какой-то парень, сначала посмотрел по сторонам, а потом взял его в руки – она как пуля вылетела, подбежала к этому парню и, взяв его загрудки, спросила категорическим тоном: «Что в портфеле?!» Парень бросил портфель, вырвался и убежал.

Тогда она взяла этот портфель и позвонила начальнику милиции доложить, что портфель найден.

Мы с Успенским, конечно, её спросили:

– А как нам вас отблагодарить?

Решительным жестом пресекла она наши попытки вручить ей деньги, а потом вдруг мечтательным таким тоном сказала:

– Вообще я очень люблю конфеты «Южная ночь». Знаете, такой мармеладик, а сверху он шоколадом покрыт! Очень хорошие конфеты! Но их давно уже нет в продаже, достать их очень трудно.

Ну, мы с Эдиком выходим, и тут он говорит:

– Давай, Чиж, зайдём в буфет привокзальный, посмотрим.

Заходим, и первое, что мы увидели, – это конфеты «Южная ночь». Причём на развес! Там сколько хочешь их бери! Мы взяли килограммов пять! Честное слово! Такой здоровенный куль! И, значит, притащили ей.

Она очень растрогалась и говорит:

– Вот я буду пить чай долго-долго с этими конфетами и вспоминать вас.

Ну а мы поехали к этому бывшему директору школы. Он был педагог-новатор. Новаторство его заключалось в том, что он разрешал детям на переменке беситься как угодно: бегать, прыгать, лазить по шведской стенке, которая была специально установлена во всех коридорах. Дети так ухайдакивались на перемене, что на уроках в классах была тишина, иногда прерываемая храпом.

Потом его сняли за передовые методы с поста директора. Но он остался преподавателем. Хотя, конечно, дети вели себя на переменках уже иначе.

Вот мы подходим к его дверям и вдруг видим, что дверная ручка у него в виде черепа. А позвонили мы в другой череп, который висел несколько правее, и в глазу у него была кнопка. Нажали. Дверь открыл любезнейший и гостеприимнейший человек:

– Ну, всё в порядке? Эдуард Николаевич, как только позвонил ваш секретарь, я сразу же связался с начальником милиции. Как я рад, что всё нашлось! Прекрасно! Проходите!

Мы зашли.

– А плащи можете вот сюда повесить.

Он показал на вешалку, которая представляла из себя такой ряд черепов. Все черепа были с высунутыми языками почему-то. На языки и надо было вешать пальто.

– Ну, проходите!

Мы прошли в комнату!

– Садитесь; курите, если курите.

Эдик не курил, а я курил тогда «Беломор».

– Вот, – говорит, – пепельница. И подвигает пепельницу в виде, естественно, черепа.

Я закурил. Потом увидел, что на буфете у него такой кусок погоста, а на нём церковь небольшая. Тут я спросил:

– Почему у вас везде тема смерти? Черепа, там, и другие атрибуты всячески мрачного такого свойства…

– Очень просто! Вот вы, например, боитесь смерти?

– Боюсь, – не стал кривить я душой.

– А вы? – спросил он у Успенского.

– Боюсь, – ответил тот с готовностью.

– А я не боюсь! Я себя подготовил вот этой обстановкой.

Тут в комнату вошла его жена:

– Садитесь чай пить! Он что, говорит вам, мол, смерти не боится? Врёт! Боится ещё как! Тут у него на днях пятка заболела, так он унёсся в Обнинск в научно-исследовательский институт проверять, нет ли у него чего серьёзного.

Попив чайку со свежим вареньем, мы поблагодарили хозяев и поехали к себе, в Троицкое. Вот.

Вот такой Успенский в жизни – энергичный, мобильный, в каждом городе у него есть тот, кто может спасти портфель.

Николай Устинов Про Эдуарда Успенского

Иллюстрировать Эдуарда Успенского мне не довелось. Но читал я его всегда с удовольствием, мы вращались в одной журнально-издательской среде, имели общих друзей и знакомых, да к тому же и жили в одной деревне. Эдик был яркой личностью, незаурядной и очень активной! «Задумчивая лень» была ему несвойственна категорически. Он всё время что-то организовывал, доказывал, спорил, ругался. И на помощь ему всегда приходил его секретарь и друг, специалист по авторскому праву Толя Галилов. А Эдик был как кипятильник, который погрузили в кастрюлю с водой, сразу от него «шли пузыри», он начинал «булькать» и многих людей вокруг вовлекал в это «кипение». Он не передвигался, а носился. Мне кажется, что его невероятные сюжетные построения тоже результат какого-то внутреннего «бульканья» и «вспышек». В результате получился неожиданный, единственный в своём роде писатель. Надо же придумать такую сказку – живёт в обычной квартире крокодил, курит трубку, в общественном транспорте ездит на работу, а работает в зоопарке – крокодилом… Трогательная, светлая, и, в общем, очень серьёзная история о дружбе, о материях высоких. А почтальон Печкин, а дядя Фёдор! А пёс и кот! А Тр-тр Митя, наконец!