Жиган - [34]

– Познакомься, Николай, это мой брат Иван, – сказал тогда Юрий. – А это, Ваня, Николай Гумилев. Он поэт. У него уже есть книга стихов: «Путь конквистадоров». Запомни это имя…

Потом они встретились под Двинском в шестнадцатом году. Пятого гусарского Александрийского полка прапорщик Николай Степанович Гумилев только что вернулся из конного разведывательного разъезда, измученный и усталый, а лейб-гвардии драгунский полк Ивана менял свою дислокацию и проходил мимо позиций гусарского Александрийского полка. Они тогда обмолвились всего парой фраз. И больше никогда не виделись. До сего момента…

– Про мой адрес вам, надо полагать, сказал ваш брат Юрий? – поинтересовался Гумилев.

– Да, – просто ответил Иван.

– А еще что он вам рассказал?

– Еще он рассказал про вашу организацию.

– Вот как? – округлил припухлые глаза Гумилев – И что же «такого» он рассказал?

– Что существует подпольная антибольшевистская организация, ставящая своей целью ни много ни мало свержение большевистского строя и освобождение России от этой заразы. Кажется, он говорил это, надеясь заинтересовать меня и привлечь в качестве члена этой организации, – отрапортовал Голенищев-Кутузов.

– И каковым будет ваше решение?

– Мое решение таково: я, как офицер и разведчик, мог бы быть полезным для «Петроградской боевой организации», если она, конечно, боевая и ставит перед собой именно те цели, которые ею заявлены, – ответил Голенищев-Кутузов и сразу добавил: – А молоть воду в ступе, разглагольствуя о справедливости, социальном равенстве, народовластии и узурпировании этой власти большевиками у меня нет ни малейшего желания. Бурчать об этом я прекрасно могу и на собственной кухне…

– Если кухня эта у вас имеется, – немного насмешливо заметил Гумилев. – Насколько я понимаю, на данный момент ни кухни, ни кабинета или просто комнаты у вас нет. Поэтому Юрий Викторович и дал вам мой адрес, поскольку у себя дома вы проживать не можете: за вами придут из ЧК и попросту арестуют. А потом, после недолгого разбирательства, расстреляют. За участие в Белом движении. Вы, насколько мне известно, активно воевали против красных, и этого новая власть вам не простит никогда.

– Не думаю, что я сегодня один нахожусь в подобных обстоятельствах, – заметил Иван.

– Это так, – согласился с ним Гумилев. – Поэтому люди, подобные вам, и объединяются в организации, подобные нашей. Чтобы продолжать бороться, а значит, полноценно жить, не считая себя выброшенными за борт за ненадобностью.

– Я готов, – просто сказал Иван.

– Тогда, Иван Викторович, несколько дней вы поживете у меня, пока о вас не наведут справки, а потом я или ваш брат представят вас руководству нашей организации, которая и определит ваше место в ней. Скорее всего, вы, как боевой офицер, будете определены в военный отдел… Но… не будем пока ничего загадывать…

Два дня Голенищев-Кутузов безвылазно просидел в трехкомнатной квартире Гумилева, вернее, в комнатке не более трех квадратных саженей, очевидно являющейся гостевой, а ранее служившей комнатой для прислуги. Сам Николай Степанович уходил рано утром и возвращался уже вечером, после чего они ужинали, разговаривая мало и ни о чем.

Иван не спрашивал, как идут дела касательно его проверки на благонадежность, а Гумилев не заводил разговора об этом, возможно, потому, что ему самому о ходе такой проверки не было ничего известно.

В конце второго дня пребывания Ивана у Гумилева к ним на квартиру пришел Юрий. Не раздеваясь, он прямо с порога заявил:

– Собирайся, Иван. Поедем на твою новую квартиру. Теперь ты с нами.

Надо было полагать, что проверка закончилась. Иван собрал свои вещички, попрощался с Гумилевым и ушел вместе с Юрием.

Идти было всего ничего: до Лиговского проспекта. Близ Сангальского сада, в двухэтажном доходном доме для Ивана была снята небольшая квартирка, в которой ему предстояло жить.

– Место здесь неспокойное, зато квартиры дешевые, – сказал Юрий, когда они поднялись на второй этаж и зашли в однокомнатную квартирку. – Раньше квартира была четырехкомнатная, но хозяин после революции решил сделать из нее три квартиры, прорубил двери и поставил перегородки. Потом вышел декрет об отмене частной собственности на недвижимость, дом реквизировали, а хозяин исчез. Расстреляли, наверное… Сюда вселились пролетарии и мелкая интеллигенция. Это жилье одного из них. Он наш. Его пока в городе нет, так что живи. Через пару дней мы тебе документы выправим.

– Не надо документов, – сказал Иван.

– Почему?

– У меня уже есть…

Он показал брату паспортную и трудовую книжки. Юрий осмотрел их, хмыкнул, что означало: доволен.

– Значит, Голованов Петр Степанович, – задумчиво протянул он.

– Он самый. Член профсоюза, разъездной агент. В Петрограде по торговым делам.

– Не стану спрашивать, откуда у тебя такие бумаги, – произнес Юрий.

– И правильно, – ответил Иван.

Вечером на конспиративной квартире «Петроградской боевой организации» «Петра Голованова» представили человеку под псевдонимом «Голубь».

– Вы будете входить в мою пятерку, – сказал он, пожимая Ивану руку. – Прошу выполнять мои распоряжения беспрекословно.

– Как в армии? – улыбнувшись, посмотрел на него Иван.