Жидков, или О смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души - [52]

Ну, он тут возмь -- стрелявшего уложь -

А тот начальником бе в землю врытым!

Его к стене -- указом нарочитым.

Он им смеяся! Что тут делать все ж -

Помиловали -- что с него возмешь -

Убьют -- ведь фронт! -- А он все не убит им!

И все смеяся! Лыбяся незло!

Его в машину -- и в разведку к немцу -

И так и сдали в лапы иноземцу.

А он и им смеяся! Разбрало!

Его в один из лагерей-подземцу

Немецкое начальство упекло.

А наше следственно перепекло

Через Москву в теплушке под забралом

Глубокой ночью с шухером немалым

В какое-то далекое село,

Где зло хилячество уран брало

Для бонбы с взрывпотенциалом шалым.

Он радовася! Улыбася впалым

Беззубым ртом! Дразнися: Повезло!

Его терзали, он же им смеяся!

-- Я, -- говорит, -- не потону в воде,

Ни пулей не умру -- сгорю нигде!

Землицею согнусь -- так потешася! -

Сбылось пророчество, когоежде

Мать сердцем некогда воссокрушася.

* * *

Мать, сердцем же вельми воссокрушася,

Не знала, как ей быть: за горизонт

Махнуть что ли, где пламенеет фронт,

Где стены рушатся, в труху крошася.

Где, клектом резвой техники глашася,

Бегут, принявши внутрь опрокидонт,

И, словно векселя, идут в дисконт

Творцы викторий, пылью порошася.

Да, решено, что б мать там ни ждало,

Что б там ей ни грозило, ей и сыну, -

Она поедет -- ветер будет в спину.

Не воспретит все мировое зло

Найти его головушку повинну -

И должен выжить... как бы ни пекло.

Да, здесь ее, конечно, припекло.

Поедет и найдет живым иль мершим,

Лицо сожженное в окоп упершим,

И душу, распростершую крило,

Заземит -- если в небо понесло.

Вернет и покалеченным, мизершим.

Егда пленили -- будет не в удерж им,

Составит вновь, егда разорвало.

Надумала и собралась авралом,

На продлавчонку бросила замок.

С узлом в вагон полезла под шумок.

Пространства кинулись в лицо обвалом,

И мать и сына потащил дымок

Через Москву в теплушке под забралом.

Через Москву в теплушке под забралом

Мучительно и сладко проезжать -

Вагоны принимаются визжать

В разбеге по протянутым металлам.

Вверху гнездятся, как орлы по скалам,

Мешочники, летящие сближать

Деревню с городом, Москву снабжать

Продуктом дорогим и запоздалым.

Мать едет. О Москва, ты за холмом!

Уносятся вокзалы за вокзалом,

Они кончаются Кременчугом.

А дальше -- по понтонам, как по шпалам,

Она идет над веющим Днепром

Глубокой ночью с ужасом немалым.

Глубокой ночью с ужасом немалым

Их ошибает гусеничный лязг,

Неверного настила встряс и хряск

И духота бензина черным валом.

По блиндажам, окопам и подвалам

Напрасно хощет отыскать меж каск

Объекта невостребованных ласк,

Но он как бы восхищен неким шквалом.

Она о нем и вскользь, и наголо:

Мол не знавал ли кто -- и обрисовку.

Был да убыл на рекогносцировку, -

О нем рекомендуют ей тепло. -

Куда же?-- В Каменку, али в Сосновку,

В какое-то далекое село.

В какое-то далекое село,

Иде же нынче гитлерье, по слухам.

Она ж как выпалит единым духом:

Так он, должно, попал уж к ним в сило?

С терпеньем объясняют: Не могло -

Он при гранате. -- А она и ухом

На это не ведет и как обухом:

Давно ли? -- Дней пятнадцать уж прошло!

И в сердце ей сомнение вошло,

И дух ее смутился, стал не ясен.

И ей сказали, что он был прекрасен,

Что все переживают тяжело

Его потерю, что он тут всечасен, -

Меж них он всюду, где ура брало.

Он с ними всюду, где ура брало,

Он был герой без страха и упрека.

Ну что с того, что умер одиноко -

Что ж, жизнишка -- ветошка, барахло.

А у него высокое чело

И мысль, сводящая все в нем жестоко,

И сердце, полное живого тока

Кристальной доброты, оно светло.

Глаза полны сиянием усталым.

Герой он, а вернее -- он святой.

Мысль со ужасом, а сердце -- с добротой.

Ну, не совсем сдружился с принципалом,

А обладал чудесной теплотой -

Что бонба с взрывпотенциалом шалым.

Что бонба с взрывпотенциалом шалым,

Ее сознанье взорвалось о нем.

И вот уже равниной под дождем

Она бредет бесчувственная с малым.

Сечет лицо ветрище ей кинжалом,

Россия, ты осталась за холмом,

Россия -- сколько в имени самом

Дождя и ветра -- все за перевалом.

Здесь не неметчина -- наоборот,

Но Русь как-будто та же: каша с салом,

И тот же ветр по звуку и по баллам, -

Но русский, в черной впадине ворот

Повешенный, осклабил черный рот

И радуется, улыбаясь впалым.

Он потешается, осклабясь впалым

Беззубым ртом, и, кажется, что рад.

Его хозяйка полчаса назад

Сдала живого двум повязкам алым.

-- А вот и живодеры! -- он сказал им

И на хозяйку вскинул строгий взгляд.

Ей Ольга замечает: Кто там... над?

Ваш родственник? -- И та с полуоскалом

Ей говорит: Кацапа принесло! -

И повела брезгливо черной бровью. -

Пусть повисит жидовское мурло,

-- От ваших белых ручек пахнет кровью.

-- Читай морали мужу со свекровью;

-- Мой муж... в твоих воротах! -- Повезло! -

-- Он улыбается там: повезло! -

-- Ты за жидом? -- Что? Нет, я за Жидковым;

-- Войди же в дом. -- Тоска под этим кровом. -

Но женщина смеется ей светло:

Напротив, здесь красно да весело!

А твой сынишка -- с видом нездоровым.

Пойдем, детенок, к свинкам и коровам! -

И скалит зубы ясно да бело!

-- Незажурысь! Ось свинка! Хася! Хася!

Ось пятаки! Ось хрюкала -- яки?

Мои хохлатки, гуски, боровки! -

-- Вы правы, вашей живностью кичася -