Жидков, или О смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души - [50]
12 декабря 1943
Тоска! Тоска в душе! Кругом нас горе.
Жизнь серая. Ни в чем просвета нет.
Ужели Ника не придет -- ни вскоре,
Ни вкоротке. Ни через сколько лет.
Не будет никогда. На зимнем море,
На Севере, в лесу -- в шинель одет -
Лежит. Над ним насыпана могила.
В ней все, чем я жила, что я любила.
Никто его очей не закрывал,
Не целовал последним целованьем
Его уста. Вдали от всех! Он знал!
Проклятие мое впивал сознаньем.
Я говорила: Ты, что растоптал
Мне счастие, окончишь жизнь изгнаньем.
Попросишь помощи -- но не спасут,
И будешь звать в тоске -- и не придут.
И не пришли и не спасли. Зарыли.
Где Саша? Где Павлуша? Умерли.
Их разнесло на части. Разве были?
Нет. Не были. Не жили. Не могли.
Страдали, да. И зло переносили.
А жизни не было. Теперь в земли.
Там осознали истину простую.
Я не желаю знать! Я протестую!
Хочу, чтоб были живы! Я хочу,
Чтобы они вернулись! Чтоб их лица
Я видела веселыми. Кричу:
Ужели я одна из них жилица!
Ужели из Жидковых повлачу
Одна существованье! Нет! Не длиться
Ему! Не теплиться! Не снесть все зло -
Моих родных на части разнесло.
Мы не живем -- мы только длим сознанье,
На ящик смотрим с жалобой мольбы,
В нем -- пустота, без грамма основанья.
Не верим ей! Мы, жалкие рабы
Привычки, спорим, мы ведем дознанье,
О пустоту раскалываем лбы!
Нет писем! Нет родных. Ушли. Без срока.
Без просьб. Без жалобы. Одни. Жестоко.
Кому исплачу сердце я свое,
Кто мне вернет утраченное с ними.
Сгибло, потеряно счастье мое -
Мы пели с ним когда-то молодыми,
Счастливыми. И счастье все мое
В нем было. Я его любила. С ним и
Ушла за реки в дальние края
Любовь моя и молодость моя.
* * *
16 декабря 1943
Лежу больная гриппом. В доме хаос,
И так же вывернуто все в душе.
Мое письмо два месяца шаталось,
Вернулось с записью в карандаше -
Взглянула -- и сейчас же сердце сжалось.
Ну так и есть -- знакомое клише,
И почерк, точно детский, кругл и честен -
"Адресат выбыл. Адрес не известен".
Куда мог выбыть человек в бою?
Все ясно, если он еще, к тому же,
Два месяца не пишет. Узнаю
Мою судьбу! Как по убитом муже!
Но кто-то жив остался там в строю
Чтоб написать родным возможно уже,
Как именно он выбыл. Странный полк!
Нет человека нас навесть на толк.
Павлуша! Бедный брат мой! Где, Жидкове!
"Врут все гадания ворожеих" -
Тебя мне никогда не видеть внове,
Я чувствую -- тебя уж нет в живых.
Одна, одна. Без близких мне по крови.
Мой муж убит. И братьев нет моих.
А рядом мать с душою полной веры
И гордости -- ведь "дети-инженеры"!
* * *
17 декабря 1943
Какой тяжелый год переживать
Приходится семье. Семья? Но где же.
Семьи осталось только я да мать.
Павлуша в октябре погиб. В Днепре же,
На части разлетелся. Труп лежать
Остался. На войне -- как на войне же.
Любовь, страданья, знания, тоска -
Всосались в одурь белого песка.
Уехал, выбыл. "Адрес неизвестен".
Да нет, известен. Вечность и земля.
Убили. То есть миг настал. Торжестен
Для убиваемого, лестен для
Начальства и родных. Весьма уместен,
Необходим. Для тех, кто румпеля
Пасет и кто, как "дети-инженеры",
Сидит на веслах по бортам галеры.
"Ирина, не хочу я умирать".
Но умереть велят. Отдай игрушку.
И нет суда виновных покарать.
Да их и не к чему вязать на пушку,
Раз человека не переиграть.
Списался с корабля. Ушел в усушку.
И словно так сложилося само -
Назад приходит за письмом письмо.
И Родина моя -- большая лодка,
Плывущая от раннего толчка
В зыбях и снах морского околотка
С гребцами, выдохшимись с волочка,
Идет не валко и не споро -- ходко.
Гребцы гребут, вздымаемы с ничка
Тяжелым дышлом весел, сон их цепок,
Как чистое позвякиванье цепок.
Их сон певуч. Во сне они поют
О жизни сытой. О любви победной.
Но тоны их соврать им не дают.
И радостные всхлипы песни бедной
Смокают, отмолкают, отстают,
Слиясь в воде с луною захребетной,
Якшаясь с ней под перебор лопат,
Уключин скрип и дыхов перепад.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Фуга
сонетная корона
fuga, f
1) Бегство, побег, darsi alla -- бежать, обратиться в бегство,
2) течь, утечка, просачивание,
3) di stanze -- анфилада комнат,
4) муз. фуга.
-- словарь Герье
Мать сердцем некогда воссокрушася,
И духом бысть восхищена она,
И сызнове земли возвращена,
И много мучася и возглашася.
И дщери и родителей лишася,
Престаша быть и мужняя жена,
Ослабля зреньем, в мыслех не верна,
Почти вполне с ума она свишася.
Была веселой -- ей не помогло,
И, грусти велией в себе стыжася,
Она укрыла голову в крыло.
И мало с принятым соображася,
И духом перепадаше зело,
И царство Божие ей близлежася.
Мать сердцем некогда воссокрушася, -
А был июнь, шел год сороковой, -
Отцу сказала: Паша, Бог с тобой,
Ты мало носишь, шибко отрешася. -
А он, улыбкою вооружася,
Терпливый, словно Иисус живой,
Ответствовал ей: Оля, не в разбой -
Сколь мало ни ношу, все йму тружася.
Конешно, не совру -- йму ни рожна
В сравненье с теми, хто ворует паки,
Но в воры не хочу итить, жена! -
Она ж, сердясь, ворчала: Эки враки!
Ин в ворех воры числятся не всяки! -
Но духом бысть зело восхищена.
И духом бысть восхищена она,
Болезни вследствие, -- и корью юже
Зовут и страстятся и млеют дюже, -
Посереде небесного гумна,
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?