Жгугр. Будем жить! - [6]

— Ох помру скоро, лекарства американские запретили! — простонал старичок.

— Скоро и выезд запретят! — подлил масла в огонь кто-то.

— Да и выезжать будет некому, в Новокузнецке еще один ТЦ сгорел вчерась, — не успокаивались страждущие.

Саша открыл интернет: в сети набирала обороты истерика. «Доллар по 500!», «Кабздец Рашке-говняшке» и «Спасайтесь, кто может!» — были самые спокойные комментарии, из тех, что попались Саше на глаза. Между тем его очередь почти подошла. Старик перед ним так долго возился с чудо-машиной, что стоящие сзади уже подгоняли его — давай, дед, скорее, жги! Но тот лишь дрожащим пальцем указал на мертвую надпись — «Наличные средства закончились. Обратитесь в отделение». «Закончилось!» — исполненный отчаяния крик пронесся по очереди.

— Это ж, право, кошмар какой-то… — причитал дед, оседая.

— Это тетка в шубе все забрала, сейчас догоню суку! — почему-то решил военный и бросился наутек. Саша опупело глядел на массивный рекламный щит на стене здания напротив банка: по нему шла реклама «Вискас», на экране играли котики. Они плотоядно поедали черные рассыпчатые хлопья. Внезапно хлопья на экране ожили, превратившись в жирных черных опарышей, а рыжий кот ощерился нехорошей ухмылкой. Сашу передернуло: на месте кошачьей мордочки образовалась тигриная харя. Над ней светился золотой конус.

Битва на мосту

Ярко сияли звезды на Кремлевских башнях.

— Кстати, как тебя зовут? — внезапно обратился пожилой к молодому человеку.

— Петр, — отозвался тот.

— А я Эрнест. Эрнест Никодимович. Будем знакомы. Откуда будешь, Петр?

— Я из Питера.

— О! Питер я очень люблю, — обрадовался старик. — 30 лет назад я там жил, ходил в рок-клуб, бывал в «Сайгоне». Какие люди там собирались! Одних уж нет, а те далече! Какими судьбами в Москве?

— К ребятам приехал из главного штаба «Справедливости». У нас в Питере слабо развит политический активизм, не то что здесь, все бурлит! Друзья меня пригласили сюда, на мост, помочь в дежурствах, заткнуть дыры.

— Когда домой?

— Да уж завтра, утренним поездом.

— Петр, — Эрнест конспиративно понизил голос, с опаской поглядывая на Кремль, — Говорят, у вас в Питере… Было ЭТО! Ты в курсе?

— Что? — переспросил Петр, догадываясь, о чем речь.

— Ну, атака… ядерная?

— Да, было, да! — возбудился молодой человек, — Я дома сидел, а тут… Я подумал — все, война началась. Смотрю на часы — а они 12 ночи показывают, хоть и времени середина дня. До метро мне ехать долго, где это бомбоубежище, один черт знает, я стал Богу молиться, хоть и атеист! Мне потом рассказали: куча народу погибло — кого раздавили, кто от инфаркта окочурился, многие до сих пор в больницах. Через пятнадцать минут все закончилось, но что там стряслось — никто не знает! Остается только гадать!

— Это точно, — вздохнул старик. — Я сам не видел, но мне доложили достоверные источники — сотни человек похоронены на разных кладбищах, чтобы следы замести! Власти все замалчивают — делают вид, что ничего не произошло! Даже на «Свободе» и BBC — молчок. Кремль их тоже купил! Многие и вовсе не верят, но я-то знаю, как было дело! — он перешел на шепот. — Это все искажения в брамфатуре! Чудовище проснулось! Шшшш… Оно еще преподнесет нам сюрпризы. Ты вообще об ЭТОМ не распространяйся: говорят, с теми, кто об ЭТОМ болтает, нехорошие вещи случаются!

Оба многозначительно замолчали, а Петр с удивлением взглянул на старикана.

— Знаешь, Петр, — его голос заиграл деловыми обертонами. — У меня в Питере племянник живет. Сашей зовут. Аполитичный как слон, бизнесом бредит. Но власть дюже не любит! Может, ты с ним встретишься, поговоришь? Ему, вероятно, будет интересно, может он поучаствует в акциях… или поможет с рекламой — он очень в этом хорош!

— Можно попробовать, — согласился Петр.

— Да уж попробуй, попробуй. Номер запиши… — Старик подслеповато полез в сумку нащупывая телефон или записную книжку. — Я ничего не вижу! Очки, где мои очки? — запричитал он. — Петр, ты не видел моих очков? Я пришел сюда в очках, а теперь их нет. Такие крупные, в роговой оправе, левая линза треснута.

Петр в растерянности огляделся вокруг.

— Может в карманах, — предположил он.

Старик стал лихорадочно рыться в карманах куртки, брюк, рубашки. Очков нигде не было, они бесславно сгинули.

— Черная дыра затянула! — разочарованно протянул он. — Вечно, вечно эта дыра, этот вселенский анус, заглатывает мои вещи, ощущения, мысли… Она здесь, совсем рядом, но мы ее не замечаем. Только временами, — когда бесследно исчезают вещи! — она дает о себе знать. Очки! Только что они сидели мирно на моем носу, радовали хрусталик кристальной точностью изображения — и нет уже их. Все потому, что мир наш не рационален, искажен как кривая Безье в Гильбертовом пространстве. Убежденный в постоянстве бытия ты просыпаешься с утра, драишь зубы, спускаешься в метро, работаешь до белого каления, усталый, но довольный возвращаешься домой. Все лишь до тех пор, пока не упадешь в дыру, не утонешь в мутном хаосе коллективного подсознания. Ты, наверное, думаешь, я сумасшедший? Совсем нет, многие великие мира сего знали об этом: Льюис Кэрролл описал все в мельчайших подробностях: помнишь, как Алиса, надышавшись холотропки, падает в кроличью нору и попадает в искривление пространственно-временного континуума? Об ее приключениях ты наверняка наслышан с детства? — он вопросительно посмотрел на собеседника. Тот утвердительно кивнул.