Жеводанский зверь - [60]

Через несколько минут приор Бонавантюр входил в гостиную Кристины. Графиня де Баржак, мрачная и унылая, сидела на диване. При виде приора она встала, церемонно ему поклонилась и указала на кресло напротив себя, не говоря ни слова.

Приор сам казался озабоченным и утомленным, после обыкновенных приветствий он сказал серьезным тоном:

– Вы испытали жестокие огорчения в течение прошедшего дня, дочь моя, и вы сами знаете, что стало их причиной… Но я не буду упрекать вас, когда вы, кажется, уже раскаялись в том, в чем были виноваты; я хотел бы помочь вам преодолеть последствия ваших поступков.

Кристина поблагодарила приора за его добрые слова и изъявила желание следовать благоразумным советам, которые ей будут даны. Приор Бонавантюр улыбнулся, и черты его несколько прояснились.

– С большой радостью, дочь моя, слышу я от вас эти слова; до сих пор, надо правду сказать, вы часто были неблагодарны и несправедливы к тем, кого отец ваш выбрал вам в покровители на своем смертном одре. Вы не так понимали их намерения; вы возмущались против законов, которые они хотели предписать вам для вашего же счастья, для вашего же достоинства. Ваше сопротивление было так упорно, что я спрашивал себя, не имеет ли оно какой-нибудь другой причины, кроме вашей отчаянной тяги к независимости. Положение католической общины в этом полупротестантском краю особенно трудно; благоденствие нашего аббатства раздражает здешних властителей. Наши враги преследуют нас, стараясь оболгать как можно гнуснее. Не дошла ли до вас эта клевета, милое дитя? Не это ли причина того, будем откровенны, отвращения, которое вы демонстрируете по отношению к нам?

Кристина ответила, что слухи о фронтенакских монахах не заслуживают внимания, потому что не подкреплены никакими серьезными доказательствами.

– Однако вы их знаете, дочь моя, – с горечью сказал приор, – и я думаю, что они произвели на вас некоторое впечатление. Что же было бы, если б эти презренные слухи основывались на фактах неоспоримых, если б их поддерживали открыто люди могущественные? Не первая ли вы бросили бы камень в ваших благодетелей, проклинали бы родительские попечения, которыми они окружили вашу юность? Следовательно, я должен предупредить вас, дочь моя, об этих опасных обвинениях; не забывайте: что бы ни случилось, фронтенакские аббаты имеют право на ваше уважение и на вашу дружбу.

Графиня де Баржак слушала с мрачным видом, как будто эти предостережения возбуждали ее недоверие, а не уничтожали его. Приор продолжал:

– Но не будем говорить о возможностях, которые никогда, может быть, не осуществятся; у меня была другая цель, когда я просил у вас свидания. Мне нельзя оставаться в Меркоаре. Обязанности, не терпящие отлагательства, призывают меня в аббатство, где недуги нашего почтенного настоятеля взваливают на меня всю тяжесть дел. К несчастью, как вам известно, мое присутствие не могло помешать вчерашним неприятным происшествиям; но так как их исправить нельзя, я намерен уехать тотчас, как только позволит здоровье моего племянника. А до моего отъезда я желаю обсудить некоторые вопросы, чрезвычайно важные для вас.

– Я вас слушаю, – отвечала графиня де Баржак со сдержанным любопытством.

Приор собирался с мыслями несколько минут.

– Дочь моя, – начал он наконец вкрадчивым тоном, – мы не можем достаточно хорошо присматривать за вами, хотя понимаем важность нашей обязанности. Доказательством служит вчерашнее происшествие – событие, о котором никто за пределами этого замка не должен узнать, иначе для вас это чревато весьма печальными последствиями. Поэтому я считаю необходимым выполнить намерение, принятое фронтенакским капитулом. Вам скоро исполнится восемнадцать лет; в этом возрасте уже надо уметь отличать хорошее от дурного. Я скажу вам без утайки: мы решились в скором времени выдать вас замуж.

При этом неожиданном известии лицо Кристины вспыхнуло.

– Право, господин приор, – сказала она решительно, – фронтенакский капитул принимает на себя излишнюю заботу. Если обязанность надзирать за мной кажется вам слишком тяжелой, откажитесь от нее. Я чувствую себя способной сама управлять собой и сама защитить себя. А что же касается мужа, которого вам угодно будет мне назначить, то я не прошу его, я совсем не выйду замуж, если не буду свободна в своем выборе.

Приор отвернулся.

– Гм, – продолжал он, – я вижу, дитя мое, что недавние огорчения не сломили вашу волю… Но можете ли вы думать, что фронтенакские аббаты, доброту и справедливость которых вы испытали столько раз, пренебрегли бы вашими чувствами?.. Они совсем не имеют этого намерения, они желают вам только счастья. Я прошу вас искренне мне ответить: не выбрали ли вы уже кого-нибудь?

Кристина отвернулась.

– Никого, – отвечала она.

– Подумайте хорошенько, дочь моя! Отвечайте мне, как отвечали бы вы матери или духовнику… Среди молодых людей, которых вы могли видеть здесь или в другом месте, нет ли кого-нибудь, кто внушил бы вам предпочтение?

– Нет, – отвечала Кристина.

– Это странно! Мне показалось, однако… Но, дочь моя, может быть, вы боитесь высказать это предпочтение, потому что оно пало на человека, которого состояние и звание ниже вашего? Подобная причина не должна мешать вам признаться; мы лучше вас можем судить о расстоянии, отделяющем вас от предмета вашего выбора. Я умоляю вас, чтобы избежать неприятных последствий, объясниться откровенно.