Жестяной бор - [10]

— Не сомневаюсь, — сказал Тони.

Подкатил робот. Там, где у настоящего кенгуру должна быть сумка, у него торчали веером три подноса с тарелками и судками. Он ловко и точно расставил все на столе, водрузил на середину две больших кружки темного пива, сказал: «Приятного аппетита, Тони! Приятного аппетита, дядюшка!» — и укатил, помахивая салфеткой. И только тут Андрис почувствовал настоящий голод.

Шар с негромким рокотом прокатился, ни на сантиметр не отклоняясь от осевой, и врезался точно в вершину пирамиды. Кегли брызнули в разные стороны.

— Четко, — сказал за спиной Тони.

Андрис, не оборачиваясь и не отвлекаясь, взял вернувшийся шар. Пирамида выстроилась вновь. Он качнул несколько раз руку взад-вперед, рука должна была обрести самостоятельность и не слушать шепотков ненадежного рассудка. Шар опять пошел точно по осевой и снес все кегли. Дожидаясь, пока шар вернется и пока снова выстроится пирамида, Андрис рассматривал свои часы. Кажется, он впервые видел их. Третий шар отклонился на сантиметр, и одна из задних кеглей постояла, пошатываясь, но тоже упала.

— Класс, дядюшка, — сказал Тони.

— «Не-дрогнет-рука», — сказал Андрис с усмешкой. — Так меня когда-то звали.

Он подошел к витрине с сувенирами. Предстояло что-то выбрать. Тут были куклы, бутылочки с коньяком, радиоприемники. На самом верху висел охотничий нож в кожаных ножнах.

— Вот это, — показал на него Андрис.

— Это на пятьдесят очков, — сказал держатель кегельбана. — А у вас тридцать.

— Тогда еще два шара, — Андрис подал ему смятую трешку.

— Если вы недоберете хотя бы одно очко, — начал держатель, но Андрис прервал его:

— Знаю.

Он набрал все.

— Первый раз вижу такое, — сказал держатель. — Этот нож с позапрошлого года висит.

— Значит, меня ждал, — сказал Андрис. На лезвии был вытравлен фирменный знак: силуэт белки. Сталь была матовая, с глубоким синим отливом.

— Теперь мы при оружии, — сказал Андрис и сунул нож в узкий кармашек на бедре — специальный кармашек для ножа.

— Сопрут, — сказал Тони.

— Кто — генералы?

— О, это такие пройдохи…

Было без десяти двенадцать, когда заиграла музыка и бархатный голос пригласил всех желающих спуститься на второй уровень в круглый зал, где начинает работу голотеатр.

— Ну, как? — спросил Андрис. — Развлекнемся?

— А для чего мы сюда еще пришли? — удивился Тони. — Голо — бывает очень интересно.

Это, положим, Андрис знал и без него.

На второй, еще более низкий уровень вела спиральная лестница. Только теперь Андрис понял, что за помещение занимал клуб: старое, военных времен бомбоубежище. Неплохо устроились господа одинокие генералы, неплохо… Он вдруг увидел все это — вокруг — так, как оно было изначально: некрашеные стены, деревянные скамейки, железная лестница, ведущая еще ниже — в машинный зал: генератор, воздушные и водяные насосы, фильтры… желтоватый полумрак, шорохи, сдавленное дыхание, глухие удары — далеко, ближе, еще ближе… В центре круглого зала стояло сооружение, похожее на большой низкий стол с десятком ножек, и по краю стола симметрично лежали, отражая огни, зеркальные полусферы размером с солдатскую каску. Вокруг сооружения в несколько концентрических кругов стояли маленькие кофейные столики и легкие кресла. Многие столики были уже заняты, и между ними сновали роботы-официанты.

— Вот здесь и сядем, — сказал Андрис, останавливаясь возле одного из свободных столиков. — Хорошо будет видно?

— Нормально, — сказал Тони. — Тут плохих мест нет.

Они взяли кофе. Зал был уже почти полон.

Ударил гонг.

— Полночь, господа!!! — густой реверберирующий бас опустился сверху, накрыл, как пушистая сеть. Наверняка к голосу были добавлены какие-то дополнительные звуковые эффекты, потому что Андрис почувствовал, как по хребту прошла тугая волна — если бы там росла шерсть, она встала бы дыбом. Тони заерзал — видно было, что ему хочется оглянуться. — Полночь — час духов!!!

На границе слышимости возникла музыка. Музыка была под стать голосу — от нее внутри, где-то за грудиной, натягивалась и начинала гудеть, как провода под ветром, холодная струна. Но с нарастанием громкости музыки холод исчезал, и, наконец, сменился теплом — тепло родилось в лице, в кистях рук и в коленях, быстро растеклось по телу, и теперь каждая мышца тихонько вибрировала в такт музыке. В такт музыке вибрировал свет. Вдруг, оборвавшись медным ударом, музыка погасла. Свет остался — он просто собрался в один столб, в самой середине зала. Из темноты в столб света шагнул человек, затянутый в черное трико.

— Господа! — сказал он. — Мы рады приветствовать вас сегодня здесь, в нашем театре. Устраивайтесь поудобнее и готовьте ваши души к чудесам. Сегодня для вас работают Марина Сомерс и Дан Ниниан! Поприветствуем их!

Рядом с ним возникли две такие же черные фигуры — мужчина и женщина. Мужчина был незнаком, а женщину Андрис узнал сразу: это была та красавица из библиотеки — и еще откуда-то из памяти… на миг показалось, что вспомнил — нет, показалось. Марина Сомерс. Совершенно незнакомое имя. Никогда не слышал.

Но ведь видел же где-то…

Трое на эстрадке помахали зрителям, поклонились и отступили в темноту. Свет растекался по потолку, клубясь, как дым. Потом медленно померк. Стало темно. В темноте происходило какое-то легкое перемещение. Замерцали лиловатым светом полусферы. Откуда-то сверху стал спускаться ломкий звенящий звук — растянутый надолго звон тонкого хрустального бокала. Там, в вышине — никакого потолка уже не было — колыхалась поверхность воды, гибкое живое зеркало, ни на миг не прекращая игры с солнцем — ломая и расщепляя его лучи, заставляя их так и этак прошивать зеленоватую толщу и теряться в глубине ее; а вокруг громоздились кораллы, обросшие медленными водорослями, и проплывали стайками, сверкая, как искры, маленькие рыбы. Потом все сдвинулось и поплыло, и показался глубокий темный провал, у которого не было дна и края — вода потемнела и сгустилась, как оно и должно быть в бездне. Но там, в провале, зацепившись за что-то, висел древний галеон, весь в черных лохмотьях, и что-то медленно и мощно двигалось возле него или вокруг него. Потом галеон стал приближаться — чувство погружения было таким настоящим, что у Андриса заломило в ушах. На марсовой площадке стоял скелет, вытянув вперед руку. Еще один скелет висел, покачиваясь, на рее, жутко скалился. Скелет, стоящий за штурвалом, был в красном шерстяном колпаке, а позади него четыре скелета играли в кости. Движения их были медленны и плавны — как движения увлекаемых водой водорослей. Внизу, на палубе, скелеты прогуливались под ручку или стояли в задумчивости, облокотясь на фальшборт. Потом крышка люка, ведущего в артиллерийскую палубу, стала медленно открываться.