Жестокое убийство разочарованного англичанина - [5]

– Да что тут рассказывать? Когда Олаф начал снимать фильм о цветных в Англии, он слишком много узнал про них. И тогда его убрали. – Она откинула голову на подушки кресла; напряженное лицо выдавало, как трудно ей держать себя в руках.

– Что же он узнал? – мягко спросил Шон. Похоже, в комнате появился призрак правды, позвякивая скорбными цепями безумия.

– Ему стало известно, что существует мировой заговор цветных с целью уничтожить нас, – устало выговорила вдова, словно произносила общеизвестную истину, не требовавшую особого пафоса. – У них широко разветвленная организация в нашей стране. – Напряжение исчезло с ее лица, осталась лишь усталость. И горечь. – Сколько жертв можно требовать от одного человека? Во время войны его заклеймили как труса. Теперь он – самоубийца. Вам не кажется, что вы исчерпали свои вопросы?

– Простите, – извинился Шон, прикидывая, как бы уйти так, чтоб было не очень неудобно. – А больше его ничто… не тревожило? – Он сказал это, не думая, просто чтобы сказать что-то перед уходом.

Вдова широко раскрыла глаза, посмотрела на Шона, будто он ударил ее.

– Больше ничто?.. – прошептала она. – Вы что же… не верите?

– Говорила я тебе, – вмешалась пожилая женщина. – Они же тебя дурачили. Лишь бы заткнуть тебе рот. – Она поднялась и нагнулась над Шоном. – Смеетесь? – И жестом отмела его возражения, словно смахнула с лица паутину. – Вы же такой умный, обходительный и добрый молодой человек. Самое главное, чтоб мы молчали, чтоб никто ничего не узнал и не сказал ничего плохого про наших славных цветных, которые так нас любят. – Ее голос становился все громче, брызги слюны холодными каплями окропили ему лицо, словно дождь. – Но будете ли вы так смеяться, когда наступит Судный день, когда мы будем голодать и умирать, когда солдаты с раскосыми глазами будут топтать искалеченные тела женщин и детей, а таких мужчин, как вы, угонят в Азию, в рабство, в концентрационные лагеря? Если вам повезет, и вы до всего этого доживете.

Шон встал.

– Прошу вас, извините, что я вас расстроил.

– Расстроили? – Вдова тоже встала, лицо ее покраснело, стало похожим на бумагу, по которой мазнули румянами. – Он умер. А вы велите мне молчать, ничего не делать, предоставить все вам…

– Кто вам это сказал?

– Майор Кэннон, разумеется.

– Они ничего не станут делать, – прошипела пожилая женщина. – Ничего. Я же тебе говорила, это все для того, чтоб ты молчала! Они берут взятки, их можно купить; они думают, им за это дадут высокие посты, наградят, поверят. Увидите, мистер Райен, увидите, что будет, когда придут ваши хозяева. – Она вцепилась в его рукав и принялась трясти, по-прежнему брызгая слюной ему в лицо; ее вставные челюсти ходили ходуном.

Шон попятился, попытался что-то сказать. Пожилая женщина преследовала его через холл до входной двери и на прощание прошептала:

– В один прекрасный день вы все узнаете. Но будет поздно.

Он пошел по тропинке.

– Предатель! – кричала она ему вслед. – Ты предал свою расу!

За спиной Шона захлопнулась дверь. Он остался один среди роз «Глуар де Дижон», благородных, ухоженных газонов и двух уходивших вдаль рядов живой изгороди: вечернее солнце отражалось в стеклах дома напротив. Он сел в машину, закурил. К собственному удивлению, обнаружил, что руки его дрожат. Печально, но факт. И непонятно: кто такой майор Кэннон?

Шон курил, размышляя над этим. Перед ним тянулась пустая спокойная улица, все тут было угнетающе нормально и незыблемо. Двое мальчиков в красивых красных пиджаках с металлическими пуговицами и чистеньких фланелевых брюках проехали домой на велосипедах из явно благополучной школы. Сумасшествие, самоубийство, мания преследования прятались за живыми изгородями и окнами с ромбовидным стеклом. В скольких еще домах гнездилось подобное безумие? Сколько было полковников в отставке, уверенных в том, что коммунисты проникли в их гольф-клуб или отравили их хризантемы перед самой выставкой цветов?

На мгновение Шону стало страшно и жутко: он представил себе, каково жить этим двум женщинам в доме, откуда он только что уехал. Как бы это воспринял майор Кортни?

Он завел машину, стараясь не думать о своем бывшем начальнике майоре Кортни, но что-то другое не давало ему покоя. Другой майор. Майор Кэннон. Сумасшедший сосед? «Это заговор. Вашего мужа убил злодей китаец. Никому ни слова. Расследование ведет отдел Икс. Доверьтесь мне». Что-нибудь в этом духе. И однако же…

Эта мысль продолжала тревожить его, хотя он проехал уже полдороги до Лондона. Тут он увидел вывеску гостиницы «Дилижанс» и вспомнил, что не обедал. На вывеске был изображен краснолицый толстяк кучер в шикарной темно-зеленой ливрее и десятке накидок, осушающий галлоновую кружку пива. Почувствовав голод, Шон свернул на стоянку и, предвкушая бифштекс и пиво, забыл о майоре Кэнноне. Вслед за ним на стоянку въехала еще машина – из нее вышли двое мужчин. Шон зашел внутрь. В холле деревянные панели, медные украшения. Подделка под лошадиную сбрую и гравюры со спортивными сюжетами. Над баром висел латунный рожок кучера дилижанса, на стенах – гравюры, изображающие знаменитые дилижансы, календарь с иллюстрациями к произведениям Диккенса: мистер Пиквик с друзьями, наевшиеся до состояния веселого одурения. Но ни бармена, ни официантов не видно.