Жестокое и странное - [76]

– Но зачем что-то скрывать перед смертью? Почему бы не рискнуть и не рассказать обо всем?

– Это было бы, пожалуй, самым логичным из всего, что можно придумать. И вот теперь, когда я терпеливо и красноречиво ответил на ваши пытливые расспросы вам, может быть, удастся лучше понять, почему я так ревностно выяснял о возможных нарушениях в отношении Ронни до его казни. Возможно, вы теперь лучше поймете, почему я являюсь таким страстным противником смертной казни, считаю ее жестокой и противоестественной мерой наказания. Тем более, если к этому еще прилагаются синяки, ссадины и кровотечения из носа.

– Ничто не указывало на физическую расправу, – сказала я. – Наркотиков мы тоже не обнаружили. Вы же получили мой отчет.

– Весьма уклончиво, – заметил Грумэн, выбивая из трубки остатки табака. – Вы сегодня пришли сюда, потому что что-то от меня хотите. Я многое рассказал вам в диалоге, который вовсе не обязан был с вами вести. Однако я сам хотел этого, потому что постоянно стремлюсь к справедливости и правде, несмотря на то, каким могу казаться вам. И есть еще одна причина. Моя бывшая студентка попала в беду.

– Если вы имеете в виду меня, то, позвольте, я напомню вам ваши же слова. Не делайте предположений.

– Думаю, это не предположение.

– В таком случае я должна признаться в полном недоумении по поводу столь неожиданного приступа благотворительности, которую вы, по вашим словам, демонстрируете по отношению к вашей бывшей студентке. Честно говоря, мистер Грумэн, слово «благотворительность» у меня никогда не ассоциировалось с вами.

– В таком случае вы, вероятно, не понимаете полного смысла этого слова. Акт или чувство доброй воли, пожертвование в пользу нуждающегося. Благотворительность заключается в том, чтобы давать кому– то, в чем он нуждается и что ты хочешь ему дать. Я всегда давал вам то, в чем вы нуждались. Я давал вам то, что вам нужно, когда вы были студенткой, и я даю вам то, что вам нужно, сегодня, хотя выглядит это по-разному, потому как разнятся и нужды.

Я старый человек, доктор Скарпетта, и вы, наверное, думаете, что я вас не очень-то помню по Джорджтауну. И я, возможно, удивлю вас тем, что помню вас достаточно хорошо, потому что вы относились к тем студентам, которые подавали большие надежды. Я не считал, что вам нужны поглаживания по головке и рукоплескания. Опасность для вас заключалась не в том, что вы потеряете веру в себя и в свои блестящие умственные способности, а в том, что могли бы потерять себя. Вы думаете, когда вы были сама не своя на моих занятиях, я не знал почему? Вы думаете, я не знал о вашем увлечении Марком Джеймсом, который, кстати, по сравнению с вами обладал весьма посредственными способностями. И если казалось, что я зол на вас или очень строг с вами, то лишь потому, что я хотел вашей сосредоточенности. Я хотел разозлить вас. Я хотел, чтобы вы ожили на занятиях по праву, а не только купались в вашей влюбленности. Я боялся, что вы упустите свой блестящий шанс из-за избытка эмоций и гормонов. Знаете, однажды начинаешь сожалеть о том, что когда-то принял подобное решение. Просыпаешься в одиночестве, а впереди тебя ждет одинокий пустой день, и нечего ждать в будущем – только пустые недели, месяцы и годы. Я стремился к тому, чтобы вы не растратили свои таланты и не махнули рукой на свои способности.

Я смотрела на него в изумлении, чувствуя, как начинает пылать мое лицо.

– Я никогда искренне не хотел вас оскорбить или выказать по отношению к вам какое-то неуважение, – продолжал он тихо, но убедительно, отчетливо произнося каждое слово, что придавало его выступлениям в зале суда особую внушительность. – Все это тактика. Адвокаты известны тем, что применяют разную тактику. Мы пользуемся «подрезками», «подкрутками», «подсечками» и скоростью для достижения необходимого эффекта. В основе всего того, что я из себя представляю, лежит искреннее и горячее желание сделать своих студентов стойкими и гарантировать их от заблуждений в этом далеком от совершенства мире, в котором мы живем. И, глядя на вас, я не чувствую разочарования. Возможно, вы являетесь одной из наиболее выдающихся личностей, которые у меня учились.

– Почему вы мне все это говорите? – спросила я.

– Потому что на этом этапе вашей жизни вам необходимо это знать. У вас, как я уже говорил, неприятности. И гордость не позволяет вам признаться в этом.

Я молчала, в голове возникали противоречивые мысли.

– Я помогу вам, если вы позволите.

Если он говорил правду, то и я должна отплатить ему тем же. Я бросила взгляд на его открытую дверь и подумала, как просто было бы сюда проникнуть кому-нибудь. Я представила, как несложно будет его кому-то подстеречь, когда он, прихрамывая, пойдет к своей машине.

– Если подобные обвинения будут продолжать появляться в газетах, например, вам надлежит разработать стратегию, и не одну...

Я прервала его.

– Мистер Грумэн, когда вы в последний раз видели Ронни Джо Уоддела?

Задумавшись, он посмотрел наверх.

– В последний раз я был в непосредственной близости от него по крайней мере год назад. Обычно большинство наших бесед проходило по телефону. Я бы оставался с ним до самого конца, если бы он позволил, как я уже рассказывал.