Жестокое царство - [3]

– Да.

– Что я сказала?

– Что нам пора уходить.

– Да, – говорит она. – Да, доктор Дум всегда носит маску. Из-за шрамов.

– Шрамов?

– Угу, шрамов, которые остались после лабораторного эксперимента.

– Зачем ему носить из-за них маску?

– Потому что он хочет скрыть их, – отвечает она. – Он считает их уродливыми.

– Почему он считает их уродливыми?

Она смотрит, как на землю опускается яркий оранжевый лист.

– Ну, из-за них он выглядит не как все, – объясняет она. – Некоторые люди не хотят выглядеть по-особому.

– Я не считаю шрамы уродливыми.

При этих словах Линкольна по лесу проносится громкий резкий звук. Два щелчка, потом еще несколько. Хлопки, как от лопнувшего воздушного шарика. Или фейерверка. Джоан пытается представить себе, кто из посетителей зоопарка мог произвести звуки, похожие на маленькие взрывы. Что-то имеющее отношение к празднованию Хеллоуина? По всему зоопарку развешены фонарики – не здесь, в лесистой части, а над более людными тропами. Так, может быть, сгорел трансформатор? Или продолжается строительство и это отбойный молоток?

Еще один хлопок. Еще и еще. Чересчур громкие для воздушных шариков, чересчур нерегулярные для отбойного молотка.

Птицы умолкли, но листья продолжают скользить по воздуху.

Линкольн невозмутим.

– Можно мне использовать Бэтмена вместо доктора Дума? – спрашивает он. – Он одет в черное. Если я возьму его, сделаешь ему подходящую маску?

– Конечно.

– Из чего ты ее сделаешь?

– Из фольги.

По навесу над ямой карабкается белка, и Джоан слышит тихий свист ее прыжка, когда белка перескакивает на дерево.

– А что у него будет вместо шарфов? – интересуется Линкольн.

– Шарфов? – переспрашивает Джоан, глядя на сына.

Он кивает. Она в задумчивости кивает в ответ, целиком отдаваясь расшифровке работы его мозга. Это одна из особенностей материнства, которая увлекает ее тем больше, что раньше она и не подозревала о ее существовании. Сложный уникальный интеллект Линкольна сплетает собственные миры. Во сне он иногда выкрикивает целые фразы, например: «Не по лестнице!» И тогда приоткрывается оконце в его внутренний мир, что-то вдруг промелькнет, но она никогда не узнает всего, и в этом есть что-то захватывающее. Сын – отдельное от нее существо, такое же реальное, как и она сама.

Шарфы. Она сочиняет из этого головоломку.

– Ты имеешь в виду шарфы у него на лице? – спрашивает она.

– Да. Те, которые он считает уродливыми.

– Я сказала «шрамы», – смеется Джоан. – Знаешь, как тот, что на руке у папы от ожога кипятком, когда папа был маленьким. Или шрам на моей коленке, который остался после падения.

– О-о, – застенчиво произносит Линкольн и тоже смеется. Он быстро схватывает шутку. – Шрамы, а не шарфы. Так он не считает шарфы уродливыми?

– Право, не знаю, что думает доктор Дум о шарфах, – говорит она.

– У него на лице их нет.

– Да. Это шрамы.

Джоан прислушивается, размышляя о том, не стоило ли более тактично высказаться о шрамах, и недоумевая по поводу выстрелов. Но это не могут быть выстрелы. А если да, то было бы слышно что-нибудь еще. Крики, или звуки сирен, или голос, объявляющий что-то по радио.

Но ничего этого нет.

Ей довелось наблюдать чересчур много сражений.

Она смотрит на мобильник. Остается несколько минут до закрытия зоопарка, и вполне вероятно, что их не заметят здесь, в лесу. Она не раз воображала себе такое развитие событий: они остаются в зоопарке на ночь, может быть, даже нарочно прячутся, чтобы навестить животных в непроглядной ночной темени. Такие ситуации описаны в детских книгах. Разумеется, это нелепо, поскольку есть охрана. Правда, здесь охраны что-то не видно.

Им пора уходить.

– Нам надо идти, детка, – говорит она, поднимая его со своих колен.

Очень неохотно Линкольн встает на ноги.

Она думает, что следовало надеть ему куртку, но он клялся, что ему не холодно, и она разрешила оставить куртку в машине.

– У нас есть еще немного времени? – спрашивает Линкольн.

Джоан поднимается и надевает сандалии. Ее приверженность сандалиям не дает ей морального права заставить его надеть куртку.

– Нет, – говорит она. – Уже почти полшестого. Время закрытия. Извини. Нам надо скорей отсюда выбираться, а иначе нас запрут.

Из-за этого она начинает нервничать: они слишком задержались, а им еще идти через лес и потом через детскую зону. Они действительно могут не успеть к выходу до закрытия.

– А мы можем остановиться на игровой площадке и пройти по мостику? – спрашивает Линкольн.

– Не сегодня. Давай сделаем это завтра.

Он кивает и переходит с песка на редкую траву. Ему не нравится нарушать правила. Если служители зоопарка говорят, что пора домой, он пойдет домой.

– Помоги мне, пожалуйста, надеть туфли, – просит он. – И положи моих парней к себе в сумку.

Наклонившись, она сметает песок с его ног и натягивает носки на бледные широкие ступни. Отстегивает липучку на его теннисных туфлях и оглядывает участок темно-красной земли. Животные их совсем не боятся. Иногда на расстоянии вытянутой руки она видит полдюжины воробьев, бурундуков или белок, наблюдающих за битвами Линкольна.

Она убирает в сумку пластмассовые фигурки.

– Все готово, – говорит она.

17:23

Джоан шарит в песчаной яме, проверяя, не забыли ли они пластмассовых человечков, потом берет Линкольна за руку и ведет его по тропинке из леса. Интересно, когда у него пропадет желание держать ее за руку. Но сейчас они оба довольны этим. Менее чем через двадцать шагов деревья расступаются – изолированность этого места только кажущаяся, – и вот слышится плеск водопада в камнях на площадке с выдрами.