Жестокий спрос - [29]

Шрифт
Интервал

Григорьев закончил, и наступила пауза. Директор леспромхоза окосил глаза на часы.

— Разрешите, извините, что порядок у вас нарушаю, в лесосеку надо ехать. Я вот что, субчики, вам скажу. Вы свои фокусы бросьте! Не исправитесь — выгоню с треском! Вот мое слово. Больше чикаться с вами не буду.

Директор еще раз извинился и заторопился к двери.

Снова повисла пауза. Надо было ее заполнять. Тряхнув волосами, Зинкина поднялась с места, покраснела и громким голосом, каким она читала по праздникам стихи в клубе, выпалила:

— Как вам не стыдно! А ведь вы, Лазарева и Куделина, женщины! Понимаете, женщины! Взгляните на себя — до какой низости опустились! Это ведь ни в какие рамки не входит. Пьянки, драки — уму непостижимо! А на вас не только взрослые, но и дети смотрят. Понимаете, дети! Я считаю, что их нужно наказать как можно строже, такого безобразия терпеть нельзя!

Зинкина облегченно вздохнула и села, со щек ее постепенно сошла краска.

— Я с товарищем Зинкиной полностью согласен. Больше и добавить нечего. — Ревякин развел руками.

Иван Иваныч степенно кашлянул, отодвинул стул, чтобы не мешался, и заговорил не спеша, с расстановкой:

— Хочу сказать, что предложение по поводу нашего заседания внес я. Живу с этими товарищами в соседях. И никакого житья от них нету. Ни днем, ни ночью. Пересказывать про это не буду — известно. О другом хочу потолковать, до каких пор мы будем терпеть такое? Предлагаю всех троих оштрафовать, а если не исправятся — выселить из деревни.

— Я брошу, — с готовностью отозвался Вася и моргнул глазами.

Фаина чуть повернула голову в его сторону и хмыкнула:

— Ладно, штраф уплачу.

— Что, значит, ладно?! — рассердился Иван Иваныч. — Мы тут не в бирюльки играем!

— Ну сказала — уплачу, чего еще?

Галина по-прежнему смотрела в пол, себе под ноги, и даже не шевельнулась.

— А ты, Куделина?

— Я? — подняла глаза и посмотрела на всех. — Я? Согласна, чего тут…

И вздохнула.

Карпов выступать не стал, он морщился, качал головой и ловил себя на том, что все они, сидящие и стоящие сейчас тут взрослые люди, по-детски играют в испорченный телефон, будто выполняют надоевшую, опостылевшую обязанность. Одни говорят, потому что надо говорить, другие слушают, потому что надо слушать — никуда не денешься, а думают все по-разному. Карпов был в отчаянии, но начатое дело, хотя и понимал сейчас его полную бесполезность, требовалось доводить до конца. Он встал и сказал, что по решению комиссии все трое подвергаются денежному штрафу. Вася, Галина и Фаина вышли. Григорьев сердито посмотрел им вслед, надел фуражку и, приставив ладонь к переносице, проверяя таким образом, по центру ли кокарда, уверенно сказал:

— Ерунда все это! Как мертвому припарка! Либо садить, либо выселять! Во, слышишь?!

В коридоре недовольно бурчала Фаина:

— И так денег нет, тут еще штраф. Вот жизнь, едрена вошь…

А Карпову в ту минуту хотелось лишь одного — чтобы все ушли, чтобы оставили его одного, чтобы он привел в порядок свои невеселые мысли.

После того дня он много раз оставался один, но мысли свои в порядок привести не смог до сих пор. Не было уверенности, ясной, осознанной уверенности, а без нее земля качалась под ногами, как зыбкое болото.

Карпов продолжал сидеть за столом, обхватив голову руками. В такой позе его и застал Григорьев, вошедший в кабинет с четким и громким стуком подкованных сапог по полу. Участковый, сразу после армии закончивший милицейскую школу, еще не растерял воинской выправки, был всегда стройным, подтянутым и сапоги у него при любой погоде на улице блестели, как зеркальца. Расстегнув шинель, сняв фуражку — все это он делал энергично, быстро, — Григорьев прошел к столу, сел напротив Карпова, подвинул поближе к себе пепельницу и закурил.

В Оконешниково участковый заглядывал не так уж часто, но Карпов за короткое время успел его хорошо изучить. Если он вот так, не разговаривая и не здороваясь, заходит в кабинет и садится напротив, значит, не в духе. И, зная это, не торопил Григорьева, сидел и ждал, когда тот заговорит.

— Знаешь, где я сегодня был? — отрывисто спросил Григорьев.

— Скажешь — узнаю.

— Хорошо, скажу. Слушай, товарищ председатель сельсовета. Внимательно слушай. Вчера совещание было в райотделе, и присутствовал на нем председатель райисполкома. И влил он вместе с другими начальниками вашему слуге по самую маковку. За безобразное пьянство на вверенной вам территории. Мысль улавливаешь?

— Догадываюсь.

— Привлечь и поднять все общественные силы села и тэ дэ и тэ пэ, иначе буду я иметь бледный вид. Ну и ты, естественно. Так вот, силы, не знаю какие, поднимай сам. А лично я буду оформлять документы. Вот с этой троицы и начнем.

— Что начнем? — не понял Карпов.

— Лечить больной организм хирургическим путем! Ясно?! Раскатова — в ЛТП. На бабенок — коллективное письмо жителей, и в двадцать четыре часа — к едрене фене!

Карпов это слышал от участкового не в первый раз. Да и делали они уже это раньше: и в ЛТП отправляли, и выселяли, но перемен никаких не было. Среди бумаг на столе он отыскал листок, на котором столбиком были отпечатаны фамилии, и протянул листок Григорьеву.


Еще от автора Михаил Николаевич Щукин
Каторжная воля

На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?


Грань

Не думал, не гадал старатель Степан Берестов, что когда-нибудь его беспутная жизнь повернется другой гранью. Полтора десятка лет без малого носило его по бескрайним сибирским просторам, в какую только глухомань не забирался, чего только не творил – и хорошего, и не очень. Но вот однажды, после очередного сезона на приисках, добравшись до «Большой земли» и устроив «отходную» по-старательски, Степан едва жив остался и вдруг понял, что девушка, спасшая его от налетчиков, – это его шанс начать все сначала…Новый захватывающий роман от мастера сибирской прозы!


Конокрад и гимназистка

Эта история началась в сибирском Ново-Николаевске — разгульном и криминальном, где стремительно сколачивались состояния, а зажиточные семьи удивительным образом сосуществовали с наводнившим город «темным элементом». У полицмейстера Гречмана пропадает тройка превосходных лошадей. Гречман бросает все силы на поиски вора, но таинственный мститель превращает жизнь полицмейстера в сущий ад… Волею случая бедовый конокрад, спасаясь от полиции, прячется под кроватью избалованной гимназистки Тонечки, и этот поступок сплетает в тугой узел судьбы невинной девушки, отчаянного похитителя и облеченного властью мерзавца…


Ямщина

Велика и необъятна Сибирь. Третью сотню лет русские переселенцы осваивают, изучают, обживают ее бескрайние и щедрые земли. Много всякого люда отправилось сюда в разное время — кто за свободой, кто за счастьем, кто за богатством. Неспешны и рассудительны сибиряки, со всеми находят общий язык — и с пришлыми, и с коренными. Любое дело миром решают. А если и случаются здесь лихие люди, недолго им удается зло творить — будь ты хоть ямщик, хоть купец…Новый роман известного сибирского писателя Михаила Щукина безусловно доставит удовольствие всем любителям художественной исторической прозы.


Покров заступницы

Тяжелой поступью шагает по необъятным просторам Российской империи XX век, задувают от него злые ветры грядущих революционных бед и перемен в судьбах людских. Донеслись они и до небольшого городка Никольска, что притулился возле Великого Сибирского стального пути. Именно здесь круто поменялась жизнь молодого парня из затерянной в таежной глухомани деревеньки Покровка. Именно здесь отыскал свою возлюбленную бывший вольноопределяющийся, командир охотников и ветеран японской войны. Эти люди верили в свою звезду, в свою любовь, и Заступница всех любящих не оставила их!


Черный буран

1920 год. Некогда огромный и богатый Сибирский край закрутила черная пурга Гражданской войны. Разруха и мор, ненависть и отчаяние обрушились на людей, превращая — кого в зверя, кого в жертву. Бывший конокрад Васька-Конь — а ныне Василий Иванович Конев, ветеран Великой войны, командир вольного партизанского отряда, — волею случая встречает братьев своей возлюбленной Тони Шалагиной, которую считал погибшей на фронте. Вскоре Василию становится известно, что Тоня какое-то время назад лечилась в Новониколаевской больнице от сыпного тифа.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.