Жестокий шторм - [22]

— Вот и у нас обычная, — сказал старшина, и все дружно засмеялись.

Старшина и моторист закурили. Горшков продолжал стоять на руле. После завтрака ему нестерпимо захотелось спать. Алексей прикрыл веки, и ему показалось, что их суденышко как настеганное понеслось в мглистую даль. Вздрогнув, он прогнал дремоту и стал вспоминать, как они с Авижусом сооружали второй якорь, как ветер вырывал из рук брезент и чуть не столкнул его за борт.

«Нет, я, пожалуй, правильно вел себя, — думал он, погружаясь снова в чуткую дремоту. — Петрас тоже человек правильный… Ишь как ровно идет наша старушка, и все из-за якоря. Другие, пожалуй, не смогли бы поставить якорь… Нет, спать нельзя. Я на вахте…»

— КР-16! Слушайте меня, КР-16! Вам на помощь выходит эсминец, вылетели самолеты. Скоро они вас разыщут. Держитесь, ребята! Все вам шлют привет…

— Опять Крутиков заступил, — сказал старшина. — Ну вот видишь — и порядок, все уже позади. Совсем развиднелось. Скоро они нас обнаружат. — Асхатов выключил станцию. — Нечего зря энергию транжирить. Еще может пригодиться. Будем включать раз в четверть часа. Сколько, Алексей, на твоих?

— Восемь. Оказывается, они не останавливались.

— Ровно?

— Две минуты девятого.

— Ставьте, друзья, на пять девятого. — Старшина гордился точностью хода своих часов с механической подводкой, календарем, водонепроницаемых, антиударных, со шкалой поясного времени. — Мои часы, Петрас и Алеха, можно положить под колпак в институте имени Штернберга в Москве, и по ним отзванивать время для всей планеты. Вот какие это часы. Я за них отдал полторы сотни матросу с «Керчи» и еще в придачу шикарную раковину. Лейтенант Кораблев давал мне две с половиной, да не уговорил. Часы эти швейцарской фирмы, вот тут написано какой, только очень мелко. Гарантия на двадцать лет. Вот что это за механизм! Экстра! Супер! Прима! Дай-ка, Петрас, чайник, глотну еще чуток.

КУРС НА ГОНОЛУЛУ

Томас Кейри повернул ручку двери, нажал на нее и едва не свалился на пол прихожей каюты. Торопливо закрыл дверь. Сразу его обступили тишина, покой. Пахло кожей и дорогим табаком. От следующего помещения прихожую отделяла темная ткань портьеры. Репортер стоял, упершись спиной в дверь. В глазах у него плыли желтые круги, ноги подкашивались.

— Поверните ключ, мистер Кейри, — услышал он знакомый спокойный голос и увидел профессора Гордона. Тот стоял, откинув портьеру, в белой рубашке, приземистый, широкоплечий, на темном лице выделялась серебристая бородка, какую носили шкипера парусников в прошлом веке, зубы его сверкали в улыбке. Казалось, он ничуть не удивлялся тому, что репортер тоже отправился в плавание на «Глории». — Наконец-то! Проходите, мой друг. Прошу вас. Я никак не ожидал, что на судне могут быть такие большие и удобные комнаты. Целая квартира. Вот это, по всей видимости, гостиная, влево — спальня, направо — ванная и все прочее. Садитесь, мистер Кейри. Я сейчас дам вам что-нибудь выпить. Здесь предусмотрен бар с целой батареей бутылок. Смотрите, как все ловко вделано в стенку. Я бы ни за что не нашел этого тайника, если бы не любезный молодой человек в черном. — Профессор откинул крышку бара. Заискрились бутылки, хрусталь. — Вам виски, коньяку? Здесь пропасть всего — водка, кальвадос, плиска, ром, херес.

— Безразлично. Что угодно. Да, мне надо немного промочить горло.

— И я за компанию. Мой любимый напиток — херес. Здесь же его две бутылки, одна из Калифорнии, другая, если верить этикетке, испанская. — Он налил в хрустальные рюмки, подал гостю, сидевшему в мягком кресле. — За продолжение нашего знакомства, мистер Кейри, и за дальнейшее развитие событий. Прекрасный напиток! Первоклассный! Испанский херес! Здесь все первоклассное. Не правда ли, мистер Кейри?

Репортер окинул взглядом просторное помещение, отделанное красным деревом, вишневый ковер на полу, овальный полированный стол, в котором, как в зеркале, отражался голубоватый потолок, и ответил терпеливо ожидавшему хозяину:

— Да, у вас здесь очень хорошо. — Прислушался: он все еще не верил, что избавился от преследовавших его людей, одетых матросами. Плотная дверь не пропускала звуков из коридора. Ритмично вздрагивал корпус судна. Ветер трепал занавески на опущенном окне. Пахло терпким запахом моря. Вино приятно туманило голову, горячими ручейками растекалось в груди.

Профессор, подмигнув, налил еще, сказав при этом:

— Выпьем за хорошее настроение. Для полного осознания благ жизни многим так его не хватает.

Томас Кейри сказал, рассматривая топазовое вино на свет:

— Охотно поддерживаю ваш тост, хотя мне будет нелегко обрести душевное равновесие после всего случившегося со мной. За последние сутки два раза покушались на мою жизнь, сейчас меня разыскивают по всему судну, с тем чтобы ссадить на лоцманский катер. — Репортер выпил всю рюмку и, улыбаясь, спросил: — Вы и сейчас найдете, что мои злоключения не выходят за рамки сценария пьесы?

— О да! Сюжет развивается по-шекспировски стремительно. События полны драматизма. Неужели и здесь, на судне, с вами пытались разделаться? Когда? Где?

Томас Кейри рассказал все, что с ним приключилось недавно. Выслушав, профессор энергично потер руки, прошелся по вишневому ковру от окна к дивану, вернулся к столу и сказал: