Жестокий рикошет - [8]

Конвоиров было двое, и оба были лопухами, только лопухами от разного корня, потому что один, тот самый, что днем мне прикладом в шею бил, ничего не боялся и шел ко мне вплотную, второй, который старался днем своим прикладом по почкам угодить, наоборот, боялся излишне и шел в пяти шагах позади, предоставляя мне возможность с первым, в случае необходимости, быстро расправиться, а потом и за него самого приняться. А уж о том, что кто-то оставил прислоненными к перилам высокого крыльца вилы, и говорить не стоило. Дело часовых проследить, насколько безопасно идти со мной по какому-то пути. Они этот путь прослеживать не умели. И сделали его опасным для себя. За это следует наказывать, но мне пока не до того было. Будет время и необходимость – накажу непременно~ Пока же я прошел мимо, вилы старательно «не заметив». Оба конвоира проводили меня в большой дом и вежливо постучали в дверь одной из комнат.

– Давай его сюда, – сказал по-русски знакомый голос. – И без церемоний.

Знакомая фраза сработала, как команда. На пороге я вовремя сделал шаг в сторону, и приклад пролетел мимо. Хотелось засмеяться и сделать какой-нибудь веселящий душу жест, но я сдержался. И зря, потому что сразу за этим получил награду за свою увертливость – удар кулаком в бровь – и почувствовал, что глаз заливает кровью – рассечение. Значит, можно было себя не сдерживать, поскольку результат все равно один и тот же. Конвоир бил не сильно, неумело, хотя и резко. А мне стена помешала отстраниться. Однако, ожидая повторных ударов, я все равно отодвигаться не стал. Мне было стыдно прятаться от ударов, мне хотелось смотреть гордо. Пусть одним глазом, но обязательно гордо и с достоинством. Достоинство свое можно и с помощью одного глаза выразить. Но конвоира я все равно запомнил. Я раньше его запомнил. И это не в его пользу. Он любит слишком близко подходить. Наверное, чувствует в себе много сил. И не понимает, что пленники не всегда могут быть молчаливыми и безответными. Не встречался просто с иными. Однако всему свое время.

Лысый, пузатый коротышка сидел за столом на высоком стуле, что только подчеркивало его невысокий рост и даже было слегка смешным. Какой-то очень волосатый человек сидел за тем же столом и поигрывал опасной игрушкой – вертел в руках тяжелый «АПС»[4] со снятым предохранителем. Словно бы в напоминание мне или в предупреждение, потому что обычно предохранитель держат в верхнем положении. Волосатый заодно демонстрировал кисти своих рук, где на внешней стороне чистого места не было – сплошь татуировки. Кто так руки себе украшает, обычно считает, что это устрашать должно. Только я знаю, что не рука с татуировкой самая страшная.

– Крещеный, крест, значит, так и не снял, – сказал коротышка, глядя на мой распахнутый ворот. Ворот у меня теперь всегда распахнут, потому что пуговицы на куртке оторваны при захвате, если можно назвать захватом связывание и вынос бесчувственных людей. Так нас из дома «выгружали» и пуговицы наши при этом не берегли. Хорошо, если кто-то хватится, если сообразят, где нас искать, и пуговицы армейские найдут. Тоже след, который Маликат может не заметить. Она подслеповата и очки постоянно не носит.

Коротышка, кажется, ждал ответа, а я не ответил, поскольку он меня не спрашивал, а только констатировал факт. Но причины, чтобы крест снять, я так и не увидел. Тем более что уже и прозвище получил соответствующее – Крещеный. Мне оно понравилось.

– Когда с Крещеного голову снимут, крест сам собой упадет, – заметил человек со «стечкиным» в руках. – Он очень просит, чтобы с него голову сняли. Значит, будет в числе первых десяти.

– Нет. Я в десятку никого назначать не буду, – категорично произнес коротышка. – Я полюбоваться хочу, как они выбирать будут. Сами. Понаблюдать будет очень интересно. Это будет самое интересное, что я за последние двадцать лет видел. И можешь меня не уговаривать. Ни одного не назначу.

Разговор явно для меня велся. Между собой они вполне могли бы общаться на чеченском языке, что и тому и другому, конечно же, гораздо проще. Это уже как правило. Если они – эти или другие – начинают разговаривать по-русски, значит, разговор кому-то предназначен. Между собой говорят, но стращают меня. Но у меня нервная система крепкая.

– А они друг друга не поубивают раньше времени? – спросил человек с пистолетом.

– А это уж у него вот спроси, – кивнул коротышка в мою сторону.

Я вытер с века кровь. Неприятно, когда ресницы слипаются. Когда кровь чуть-чуть подсыхает, ее лучше сразу стереть, иначе потом труднее будет, потом, если перекись водорода не найдешь, ресницы вырывать придется.

– Так скажи нам, Крещеный, не переубиваете вы друг друга? – Вопрос явно ко мне относился, но это и не вопрос по сути своей был, потому что я не понимал, о чем идет речь. И они об этом лучше меня знали.

– Мы вас переубиваем, – на всякий случай пообещал я, хотя прекрасно понимал, что бессмысленно выдавать желаемое за действительное, и даже ясно осознавал, что за такое мнение, высказанное вслух, можно получить.

Удар я видел, но видел и то, как он наносится. И потому даже уклоняться или ставить блок не стал. Не такой это удар, чтобы им меня с ног сбить. Теперь сразу почувствовалось, как распухла губа, и язык ощутил вкус крови. Но и это часовому зачтется. Памятью меня бог не обидел. Но я буду бить только один раз, как меня учили~