Жестокие святые - [33]

На нее накатило отвращение, и она отстранилась.

– Что ты?

Пожав плечами, Малахия поднялся на ноги. Надю нервировало то, насколько он был выше ее. Ее голова едва доходила ему до плеча. Ей больше нравилось, когда он находился у ее ног.

Надя заставила себя остаться на месте, когда Малахия шагнул к ней, а затем поднял руку – которая уже не дрожала от напряжения, – обхватил ее подбородок и встретился с ней взглядом. Она тут же ощутила, как холодные железные когти оцарапали ее кожу, хотя они отсутствовали на его руке, а кожа и вовсе оказалась теплой. Он молча всматривался в ее лицо, а она разглядывала его в ответ, чувствуя, как стихало отвращение, пока она пыталась понять, что же остановило ее от убийства. На его темных спутанных густых волосах, которые он небрежно откинул с лица, виднелись запекшаяся кровь и снег, что придавало ему еще более дикий вид. В ней проснулось любопытство, причину которого она и сама не понимала. Наде всю жизнь прививали отвращение к мерзости – а он был худшим из ее проявлений, – но при этом он был… обычным юношей.

Юношей, чья рука все еще удерживала ее подбородок. И сейчас Надя разрывалась между желанием вырваться и желанием прижаться щекой к его ладони, потому что от нее исходило тепло, а она замерзла.

– Надежда Лаптева, – задумчиво произнес он.

Когда Малахия впервые назвал свое имя, ей показалось, что он затягивает ее в какую-то темную бездну, из которой ей никогда не выбраться. И сейчас Надя ощутила нечто подобное.

Но тут же отмахнулась от этого чувства.

– Что? – раздраженно спросила она

Не так давно Надя видела, как он превратился в чудовище, и теперь злилась на себя за произошедшее и на него за то, что он так странно себя вел.

– Возможно, ты именно та, кто нужен этим странам, чтобы прекратить войну, – сказал он, а затем опустил руку, и ей почему-то стало холоднее без этого прикосновения. – Но в то же время ты можешь вбить последний клин между ними.

11

Серефин Мелески

Своятов Валентин Ростов:

«Клирик Миесты Валентин Ростов проник в Транавию в самом начале праведной войны, воспользовавшись благословением богини обмана. Он годами передавал в Калязин важную информацию, пока один транавийский принц не заподозрил, что он не принадлежит к магам крови, и не отравил его».

Житие святых Васильева

Серефин ненавидел, когда Остия оказывалась права, но наутро в отличие от остальных его действительно мучило похмелье. К ее чести, она молча протянула ему бурдюк с водой, а в ее улыбке почти не было самодовольства.

– Большим дураком я вчера себя выставил? – спросил он, как только постоялый двор скрылся из виду.

– Ты обещал Фелиции Кривицки все западные земли в качестве свадебного подарка, – сказал Кацпер.

Серефин прищурился. Вчерашний вечер расплывался в тумане, но он практически не сомневался, что это ложь.

– Все прошло хорошо, – заверила Остия. – Временами ты становился слишком Серефином, но в целом вел себя вполне прилично.

– Кровь и кости, это же совсем на меня не похоже, – воскликнул Серефин с притворным ужасом.

– Пока ты разговаривал с Фелицией, Кривицки упомянул, что месяц назад приезжал в Гражик, и его встревожило, сколько Стервятников разгуливало по дворцу, – сказал Кацпер.

Серефин выпрямился в седле.

– Он сказал что-нибудь еще?

Кацпер кивнул:

– Стервятники вербуют множество людей, будто готовятся к чему-то.

– Всем известно, что Стервятников забирают в Соляные пещеры сразу после рождения, – задумчиво произнесла Остия. – А за последние несколько месяцев мы отправили туда множество пленных калязинцев.

Серефин почувствовал, как по спине пробежала дрожь. Они явно что-то упускали.

Солнечный свет отражался от поверхности глубокого синего озера, почти ослепляя Серефина, если он поворачивался к нему. Гражик был портовым городом на озере Ханьча, из которого вытекало множество каналов и широких рек, в конечном итоге впадавших в море.

Возле доков медленно плыли лодки. Серефин задумался, начали ли как-то бороться с пиратами, которые охотились на транавийские корабли в открытом море. Нападения случались так часто, что даже привлекли внимание отца, но это произошло еще до того, как Серефин отправился на войну. Портовый город в центре королевства. Иногда казалось, что в Транавии больше воды, чем суши.

Сейчас от города их отделяло несколько маленьких деревень. В них всегда стоял неприятный запах из-за рыбы, которая вялилась на солнце возле грязных полуразвалившихся лачуг.

Серефин увидел молодую женщину. Она переходила улицу с коромыслом. Два ведра были наполнены водой и живой рыбой. Ее одежда выглядела потрепанной, а на юбке виднелись прорехи и пятна. От дома со ставнями, висящими на одной петле, к ней навстречу кинулся мальчуган. Он потянул за одно из ведер, и женщина покачнулась. Со смехом опустив ношу на землю, она достала рыбу и показала мальчику.

Война загоняла Транавию в могилу. Деревни по другую сторону границы выглядели не лучше, но Серефина не заботили голодающие калязинские селяне, только голодающие транавийцы.

Когда они подъехали к городу, Остия пришпорила коня и галопом поскакала к воротам, чтобы предупредить гвардейцев о прибытии Верховного принца.