Жестокие мили - [9]

Была еще одна деталь, касавшаяся Ларса Райннинга: он был не только школьным инспектором, но и учителем, и возможность того, что он уже контактировал почти со всеми детьми школьного возраста в Номе, была велика.

Уэлч ощущал усталость и подавленность, но рядом не было никого, кто мог бы его заменить. Ближайший доктор находился в 400 милях от Нома, а это десять дней пути на собачьей упряжке. «Моими единственными консультантами были медсестры», – записал он в своем медицинском отчете.

Эмили Морган, вне всякого сомнения, была самой опытной и квалифицированной медсестрой на службе у Уэлча, и он уже имел возможность оценить ее работу по достоинству. Морган было сорок семь, когда она приехала в Ном во время предыдущей навигации с Уналашки, одного из Алеутских островов. Там она занималась медицинским обслуживанием общины эскимосов. Она была почти на голову выше Уэлча и в отличие от него слыла человеком приветливым и общительным.

По предложению Уэлча, комиссия по здравоохранению назначила Морган, ранее переболевшую дифтерией, карантинной медсестрой, и она, натянув на себя тяжелый шерстяной свитер, меховую парку, меховые сапоги до колен, обслуживала самые тяжелые случаи.

Деятельность Морган была сосредоточена на Сэндспите, где группы волонтеров раздавали еду, топливо и воду. Она умела работать в самых трудных и нездоровых условиях и стойко переносила лишения, неудобства и холод. Но в Номе было особенно трудно. Уэлч работал вместе с ней от случая к случаю.

Морган всегда носила с собой саквояж, в котором был термометр, шпатели, несколько ампул сыворотки, конфеты, чтобы утешать детей, и электрический фонарик.

Во время одного из обходов Морган в очередной раз направлялась в дом эскимосской семьи, где тяжело болел один из пяти детей, маленькая девочка по имени Мэри, у которой симптомы болезни были ярко выражены: миндалины затянуло пленкой, самой темной, какая только бывает. Когда Морган подходила к иглу, ей навстречу выбежал брат девочки.

– Ты опоздала, – сказал он ей. – Мэри отправилась на небеса.

Войдя в дом, Морган увидела, что отец сколачивает гроб из неструганых досок, а две дочери наблюдают. Морган мало чем могла помочь их горю, поэтому она встала на колени рядом с отцом и «сделала все, что смогла, чтобы помочь ему сколотить этот грубый ящик». Закончив работу, отец постелил внутрь парку дочери, положил тело в гроб, забил его и закопал в ближайшем сугробе. Настоящее погребение пришлось отложить до весны, когда оттает земля.

Придя по вызову в дом семьи по фамилии Блэкджек, Морган увидела, что, в то время как родители сидят, скрестив ноги, посреди комнаты и едят вяленую рыбу, макая ее в тюлений жир, их младшая дочь Вивиан лежит под одеялами на постели. «Ее умные черные глаза недоверчиво смотрели на меня, губы были крепко сжаты. По ее красному лицу я поняла, что у нее жар», – вспоминает Морган. Она сделала попытку осмотреть рот девочки, но та отказалась. «Я улыбнулась ей и тихонько сказала ее матери, что не стану заставлять ее. Но при температуре 40 градусов что-то надо было делать… Затем умоляющим голосом Вивиан сказала: „Мама, давай помолимся“». Морган прочла молитву вместе с матерью и дочерью, и когда Вивиан «посмотрела прямо на меня и открыла рот, в ее горле были видны все признаки дифтерии».

Морган сделала девочке укол сыворотки, и ее состояние улучшилось. Но и Морган, и Уэлч отдавали себе отчет, что при таком темпе распространения болезни их запаса сыворотки не хватит и на неделю. Без нового поступления многие могут погибнуть.

Совет был проинформирован о содержании отчаянного обращения Уэлча в Вашингтон. Все понимали, что никак не могут помочь правительству в поисках сыворотки, но другую проблему они решить могут – помочь доставить сыворотку в Ном, когда она будет найдена. Берингово море было сковано льдами, поэтому о прямой доставке из Сиэтла не могло быть и речи. В это время года почту и припасы доставляли на корабле в незамерзающий порт Сьюард на юго-востоке Аляски, а затем везли 420 миль на север, в Ненану, по единственной на Аляске крупной железной дороге. Оттуда почтовые упряжки одолевали расстояние до Нома – 674 мили к западу – за двадцать пять дней. Этот маршрут был поделен между несколькими погонщиками и учитывал время для ночного отдыха. Совет предложил более быстрый вариант.

У Марка Саммерса был план: если партия сыворотки будет доставлена в Ненану, почтальон, проделав половину пути, может передать ее быстрой упряжке, присланной из города. Нужен был кто-то, на кого можно положиться, кто сумеет проделать этот путь в рекордное время. Саммерс знал только одного человека, которому подобное задание было бы по плечу, – это был жизнерадостный норвежец Леонхард Сеппала.

Сеппала был лучшим погонщиком собачьих упряжек в золотодобывающей компании. О его приключениях ходили легенды, благодаря чему он получил прозвище Король Трассы.

Внимательно выслушав Саммерса, совет по здравоохранению единодушно поддержал его. Но Мейнард предложил, чтобы члены совета также приняли во внимание другую возможность: доставку сыворотки по воздуху.

Мэр с давних пор пропагандировал авиацию на Аляске. Он был уверен, что самолеты в итоге покончат с изоляцией многих городов Аляски и будут способствовать их процветанию. Члены совета выразили сомнение относительно того, окажется ли доставка сыворотки по воздуху более быстрым вариантом. Зимние полеты считались чрезвычайно опасными: кабины летчиков были открытыми, и полет при морозе и сильном ветре оказывался очень тяжелым.