Жестокие мили - [33]

Последние 20 миль тропа шла вдоль берега. Хотя обмороженные пальцы Каасена болели, а некоторые собаки начали замерзать, погонщик был благодарен судьбе хотя бы за то, что видит перед собой тропу.

Около 5.30 в понедельник 2 февраля Каасен различил очертания креста над церковью Святого Иосифа. Через несколько минут он оказался на Франт-стрит и остановил собак у дверей банка «Майнерс энд мерчантс».

Очевидцы рассказывают, что видели, как Каасен слез с нарт, доковылял до Балто и свалился около него, бормоча: «Чертовски славный пес».

В понедельник 2 февраля, спустя несколько минут после прибытия Каасена, доктор Уэлч начал разворачивать пакет. Сыворотка замерзла, затвердела, но ампулы вроде были целы, и к ним была приложена инструкция доктора Бисона из Анкориджа. Уэлч отнес ампулы в больницу и положил в теплой комнате, где поддерживалась температура около плюс 8 градусов. К девяти утра сыворотка в ампулах частично превратилась в жидкость, и оказалось, что ни одна ампула не лопнула. К одиннадцати вся сыворотка оттаяла и была готова к употреблению.

Новость о прибытии сыворотки мгновенно распространилась по городу. В первую очередь Уэлч отправился к Уинтерсам и Макдауэллам. Жена Джона Уинтерса была тяжело больна, она заразилась от своей дочери два дня назад, 31 января, и ее состояние за последние несколько часов ухудшилось. Теперь заболел ее муж.

Роберт Макдауэлл, репортер «Юнайтед пресс», тоже заболел. Уэлч ввел ему первоначальную дозу 5000 единиц. Статьи репортера в газетах сыграли важную роль, сделав историю Нома известной всему миру. Теперь же он сам, сидя в карантине с двадцатичетырехлетней женой и маленькой дочерью, становился персонажем чьей-то статьи.

Медсестра Морган тем временем отправилась в Сэндспит, чтобы ввести каждому из членов семьи Стэнли несколько тысяч единиц сыворотки.

К середине дня более десяти процентов из 300 тысяч единиц сыворотки были использованы. Эта партия закончилась задолго до прибытия второй – в 1,1 миллиона единиц.

Из всех заболевших с начала эстафеты Уэлча больше всего беспокоила Маргарет Карран. Симптомы болезни появились у нее на этой неделе, через пару дней после возвращения в город с постоялого двора ее отца в Соломоне. Если она заболела дифтерией, то каждый, кто останавливался на этом постоялом дворе, также мог заболеть. 1,1 миллиона единиц, которые находятся в пути к незамерзающему порту Сьюард, должны попасть в Ном скорее, чем планировали власти.

В субботу эта партия была отправлена из Сиэтла в Сьюард пароходом, далее ее предполагалось перевезти по железной дороге в Ненану, а уже оттуда доставить по почте в Ном на собачьих упряжках. Ожидалось, что сыворотка прибудет в Ненану примерно 8 февраля, через шесть дней. Обычный почтовый маршрут от Ненаны до Нома занимает около двадцати пяти дней. Время работало против Нома, особенно если опасения Уэлча относительно Карран подтвердятся.

В понедельник на совещании совета по здравоохранению Уэлч выступил с новым предложением. Настало время, заявил он, попытаться доставить хотя бы половину следующей партии сыворотки по воздуху, а это рискованное предприятие. «Я буду чувствовать себя увереннее, если буду знать, что получу новую порцию не позднее чем через десять дней начиная с сегодняшнего», – написал Уэлч в телеграмме на имя министра здравоохранения Камминга.

Поскольку положение Уэлча было всем известно, теперь казалось, все согласятся с тем, что половину партии лекарства следует доставить по железной дороге в Фэрбенкс, а оттуда – самолетом в Ном. Все, кроме губернатора Боуна.

С согласия Уэлча мэр Мейнард ввел в курс дела Томпсона и Садерленда. Должно быть, Томпсон хорошо поработал, потому что на следующий день Рой Дарлинг и Ралф Маккай, сидя в кабине биплана, запустили двигатель и проехали по главной улице Фэрбенкса при минус 26 градусов и ясном небе.

Доктор Уэлч и остальные горожане обрадовались, услышав хорошую новость. Для радости была еще одна, более веская причина: выяснилось, что 300 тысяч единиц сыворотки, доставленные на собачьих упряжках, действуют. То, что лекарство несколько раз замерзало и оттаивало, очевидно, не повлияло на его эффективность, и 3 февраля казалось, что даже тяжелобольные пошли на поправку.

Члены семьи Уинтерсов поправлялись, а Роберту Макдауэллу стало лучше буквально через несколько часов после приема лекарства.

«Продолжаю работать, – сообщил Макдауэлл своим коллегам в Сан-Франциско. – Мой случай не считается тяжелым».

Однако не все новости были хорошими. В тот же день, ближе к вечеру, у дочери Макдауэллов появилась серо-белая сыпь в горле, а ее мать, Вера Макдауэлл, тоже, вероятно, заболела. В семь часов вечера Вера умерла, став, как тогда казалось, шестой по счету жертвой эпидемии.

Вера Макдауэлл была заметной женщиной в Номе. Она была первым белым ребенком, родившимся во времена «золотой лихорадки», 16 марта 1900 года, и многие горожане оплакивали ее смерть. Газеты приписывали смерть Веры дифтерии, но в официальном свидетельстве о смерти причиной ее гибели были названы венозная воздушная эмболия и выкидыш. (Вера была на четвертом или пятом месяце беременности.) Воздушная эмболия – редкое осложнение беременности, и поскольку у Веры не было болей в горле, то, очевидно, не было и дифтерии. Но в хаосе эпидемии сообщение о Вериной смерти распространилось по всем штатам, и чиновники в Вашингтоне и вся читающая публика содрогнулись при этой новости.