Жестокие истины (Часть 1) - [12]

  -Это трубочист, ваша милость.

  -А... И верно, трубочист. Впрочем, это неважно... Ну, вот мы и пришли!

  Дом, перед которым они остановились, был весьма скромен по своим размерам и виду, хотя и стоял неподалеку от дворца Ангела в самом богатом районе. Фасад его украшает простая надпись: "Да славится святый Николус!". И всё. Ни мозаичной облицовки, ни бюстов предков. Узенькие окна, напоминающие крепостные бойницы, смотрят зло, настороженно. На окнах - презренные бычьи пузыри.

  -Ты знаешь, кто здесь живет, юноша? - обернувшись, спросил лекарь и постучал медным кольцом в дверь.

  -Да, ваша милость! - дрожа, ответил Элиот, - Здесь живет личный секретарь Ангела, господин Портуаз.

  -Войдем, - предложил мастер Годар, и они вошли.

  Портуаз был вторым после Ангела человеком в Империи. Его равно боялись, как и ненавидели. Элиоту уже доводилось видеть его однажды во время недели Ангела. Портуаз, подпираемый с обеих сторон могучими торсами охранников, шел сквозь толпу нищих, и горстями бросал в нее серебряные монеты.

  -Славьте, люди, милостью и волей божьей Ангела за щедроты его! - зычно кричали шествующие впереди глашатаи.

  Давка была страшная. Элиоту в тот день ничего не перепало - его оттерли к краю, и ему оставалось только беспомощно наблюдать, как другие, более сильные калеки, растеряв в пылу остатки фальшивой убогости, сражаются за милостыню. Аскетическое лицо Портуаза не обнаруживало никаких признаков чувств, словно он выполнял некую нудную работу. Две глубокие морщины, более похожие на трещины, пролегли от носа к подбородку, и это делало всесильного секретаря похожим на деревянную куклу с ярмарки. И еще успел заметить Элиот: у Портуаза совершенно не было бровей. В Терцении о нем ходило множество слухов, один другого страшнее. Говорили, например, что господин секретарь отдал Дьяволу душу в счет платы за личную власть. Говорили также, что Портузяк (так его прозвали в народе) может превращаться в мышь и подслушивать тайные разговоры своих завистников.

  Пока старик-слуга с длинными нечесаными волосами принимал у посетителей одежду, мастер Годар вводил Элиота в курс дела:

  -Господин Портуаз - мой добрый знакомый. Поэтому и решил я навестить его самолично, хоть и не в моих это правилах. Неделю тому назад господин Портуаз имел неосторожность простудиться. Я его осмотрел и нашел банальное глотошное воспаление. Это простая болезнь; с ней легко справилась бы и деревенская колдунья. Но Солив учит нас: "В иных небрежение бродит, как закваска в тесте, прорываясь в самых незначительных делах. Небрежение - третий корень зла, после скупости и расточительства. Помни это, если хочешь называться человеком и добрым хозяином!". Так вот, я прописал пациенту горячие ванны и настойку черного перца на водке. Сегодня утром я узнал, что улучшение так и не наступило, хотя господин Портуаз должен был встать с постели через два-три дня. Из этого я заключаю, что болезнь дала осложнение. А ну-ка, скажи мне, в чем причина осложнений?

  -Осложнения при болезнях проистекают из общей немощи организма, а также если пациент... - тут Элиот споткнулся, - пациент... более других подвержен означенной болезни.

  -Всё верно. Но есть и еще одна причина, я тебе не говорил о ней раньше. Случается, что на организм, ослабленный одной болезнью, набрасывается другая. Так лисица сидит у куста, ожидая, пока медведь насытится, чтобы потом урвать свой кус от беззащитной жертвы. Запомни крепко: болезни, как и иные люди могут вступать в союзы, и одна часто проистекает из другой.

  У мастера Годара сегодня было приподнятое настроение; это чувствовалось по тому, с какой охотой он пускался в нравоучения. Элиот редко видел его таким; куда чаще его лицо изображало сарказм, или глубокую задумчивость.

  Они спустились вниз по лестнице, выложенной грубо отесанными плитами и оказались перед низенькой дверцей. Дерево разбухло и потемнело от сырости, а ржавые петли выглядели так, будто их сроду не смазывали. Никогда бы не мог подумать Элиот, что секретарь Ангела может жить в такой же бедности, как и какой-нибудь грузчик с Портового спуска. Даже дом невзыскательного мастера Годара выглядел в сравнении с этим жилищем настоящим дворцом. В конце концов, Элиот решил, что секретарь - скряга, каких еще поискать.

  -Сколько пыли! - неодобрительно покачал головой мастер Годар; его хорошее настроение испарялось на глазах.

  У Элиота тоже засосало под ложечкой, а сердце наполнилось смутной тревогой. Но, может быть, она была навеяна тяжелой атмосферой этого мрачного жилища?

  Портуаз, видимо, услышал шум, потому что из-за двери донесся его встревоженный голос:

  -Кто... кто там пришел?

  -Лекарь, мастер Годар со своим учеником! - сказал мастер Годар, как можно громче и торжественней.

  -Ах, это вы, дорогой Рэмод! Входите, прошу вас.

  Спальня господина Портуаза поражала своим видом. Больше всего она напоминала склеп. В ней не имелось ни единого окна, а тяжелый мрак едва рассеивали две свечи на дешевом канделябре. Запах воска и многолетней пыли смешивался с каким-то незнакомым запахом, от которого трудно было дышать Элиот подумал невольно, что так, должно быть, пахнет страх. Всю стену справа занимал железный шкаф с множеством маленьких ящичков. На противоположной стене висел искусно вышитый ковер, изображающий сцену Страшного Суда: семь ангелов в небесах, надув румяные щеки, трубят в золотые трубы, а внизу корчатся людишки и змеятся по холмам трещины. Между этими двумя стенами стояла кровать и рядом столик, припавший на рахитичные ножки. На столике в идеальном порядке были разложены писчие принадлежности. И еще успел заметить Элиот задвинутый под кровать ночной горшок. Но тут в кровати что-то шевельнулось, и хриплый голос произнес: