Жёсткая ротация - [85]

Меж тем к адмиралу начинают присматриваться всерьёз. И выясняют, что никакой он не адмирал. И не юрисконсульт (за которого выдаёт себя в финансовых сферах). А один из легендарных соратников маршала Тито — штурман Эстерхази. А значит, пора его брать. Но Моккинакки уходит из высотки, переодевшись агентом в штатском и «положив» полдюжины настоящих агентов в вестибюле. Спасается он в мясном ряду на колхозном рынке: здесь, выдавая себя за узбеков, окопались титоисты. Сюда же перед началом решительного штурма прибывает и сам маршал. Тито и его люди чувствуют себя в полной безопасности не в последнюю очередь потому, что в их заговоре состоит и сам маршал Берия. Который на званом вечере у Новотканных принимается лапать Глику — и наталкивается на решительный отпор. Не с её стороны (Глика теперь девушка податливая) — с маршалом чуть не вступает в драку Смельчаков. И тут ему на квартиру Новотканных, демонстрируя своё благоволение, звонит Сосущий… Между делом Моккинакки вызволяет из темницы Дондерона-младшего — как раз когда того собираются «пустить по шоколадному цеху», то есть «опустить». Адмирал переводит юношу строителем на спецобъект (в «шарашку» — тут воздушный поцелуй Солженицыну), но и здесь засада: всех участников стройки по её завершении должны расстрелять.

Решающие события происходят 1 марта 1953 года. 1 марта — дата в отечественной истории роковая, но Аксёнов этого не знает и, соответственно, не упоминает. Смельчаков с Чаапаевым улетают якобы в Стокгольм, а на самом деле — убивать Тито в Югославию. А Тито со своим адмиралом устраивают мятеж в Москве — берут Кремль, берут «ближнюю дачу», — однако Сталин удирает на подводной лодке в высотку на Яузе и отдаёт приказ сбросить атомную бомбу на Югославию. Впрочем, всё это как-то зависает и рассасывается, концы с концами не сходятся, престарелого писателя интересует один-единственный поворот сюжета: разочаровавшись в Смельчакове (в браке которого с Гликой предполагалось, зачав сверхчеловека, открыть Новую фазу), Сталин призывает юную красавицу к себе — и умирает в её объятьях и с нею в один миг. Перед этим верные Сосущему люди успевают ликвидировать адмирала. Куда девать Смельчакова, Тито и Берию, Василий Павлович придумать не смог — ещё лет тридцать тому воображалка повисла на пол-шестого.

В эпилоге Так Такыч (вкратце пересказав Аксёновскую версию «вынужденной эмиграции») вдвоём с женой возвращается в 1995 году в Россию (из Бразилии!). И всё у него хорошо. И у 82-летней красавицы и знаменитой мемуаристки Ариадны Рюрих тоже. А у остальных не очень. И кое-кто из «бывших» исповедует катакомбную религию «Новой фазы» и как Святой Деве поклоняется Глике Новотканной. Написано ужасно, напечатано фантастически безграмотно, с грамматической ошибкой в первом же слове романа; не всегда понятно, то ли редактор с корректором схалтурили, то ли писатель сострил; взять, например, слово «сИдалище» вместо «сЕдалища». Вот, впрочем, несколько проб пера:

В Москве, хоть и именовалась она «столицей мира и социализма», как в любом мегаполисе бытовали некоторые кодовые фразы. Вот, например, если вы вознамерились купить доброй мясной вырезки, вам не обязательно было делать партийно-государственную карьеру и присоединяться к спецбуфетовским рационам. Можно было на Центральном, скажем, рынке подойти к мясному ряду, подойти к специалисту и задать ему условный вопрос: «У вас есть колхозное мясо по три двадцать?» Не пройдёт и десяти минут, как вам вынесут увесистый кусман в газетном свёртке и назовут окончательную цену. Будьте уверены, заказанный продукт не подкачает ни в свежести, ни в качестве разруба.

У Аксёнова каша во рту? Да нет, конечно же, — вставная челюсть! Но, приступая к сочинению прозы, он её всякий раз вынимает.

Она пожала плечами, замолчала, потому неё совершенно по-детски искривился рот, вот-вот заревёт, схватила полотенце, отвернулась от меня и стала судорожно тампонировать глаза… «Ну только тебя ещё здесь не хватало, Такович!» — с характерной грубоватостью, свойственной МГУ, произнесла она и нежнейшим образом высвободила свой локоток.

Кто их, блин, учил, Аксёнова с редактором, сочетать характерное со свойственным в одной синтагме? А как вам глагол тампонировать?

А вот голос Сталина:

Хочу тебе, Кирилл, рассказать об одном своём личном свойстве. Это, быть может, самый большой мой секрет. Капиталистические кремленологи до него так и не докопались. Тебе первому откроюсь. Цело в том, что у меня очень сильно развито чувство врага. В жизни и в политике я много раз на него полагался. И никогда не ошибался.

С чего бы это Сталин заговорил в рифму? А вот стихи якобы Симонова (Смельчакова):

      Мой друг спешил на мотоцикле…

      Река, безлюдье, парапет…

      И вдруг увидел юной цапли

      Замысловатый пируэт.

      О, юность, нежность, липок почки,

      Хор лягушачьих батарей!

      Девчонка пляшет в одиночку,

      Поёт при свете фонарей.

Вышедший в издательстве «Эксмо» тиражом в 30 100 экземпляров (и одновременно — в журнале «Октябрь») роман «Москва Ква-Ква» написан в январе-августе 2005 года в Москве и Биаррице. Про Москву всё ясно; а вот название курорта (и французское гражданство престарелого писателя) поневоле заставляет вспомнить анекдот про Жана и Жаннетту на необитаемом острове: через три месяца она ему надоела, и он её убил. Через полгода — окончательно надоела, и он её закопал. Но через девять месяцев соскучился — и выкопал из песка.