Жертвы Ялты - [24]

.

Теперь, когда советская позиция прояснилась, от англичан требовалось как можно скорее окончательно определить политику в отношении пленных. Иден, понимая, что его предложение поставлено под угрозу, приступил к подготовке подробного изложения своих взглядов на ближайшем заседании кабинета. Тем временем у лорда Селборна появился единомышленник в деле защиты пленных русских — военный министр сэр Джеймс Григг. Он опасался, что к практическому осуществлению мер, на которых настаивал Иден, могут привлечь британских солдат и офицеров. 24 августа в письме Идену Григг выразил беспокойство по поводу перспективы выдачи русских на верную смерть и опасения относительно немецких репрессий. Правда, добавил он, «если речь идет о выборе между лишениями для наших людей и смертью русских, ответ однозначен». При этом, однако, он считал, что, как бы ни повернулось дело, советские власти вряд ли будут активно способствовать возвращению английских пленных на родину. В заключение Григг запрашивал решение кабинета относительно того, кому именно придется заниматься «этим весьма неприятным делом»: уж не солдатам ли, за которых он, Григг, отвечает? *103.

1 сентября Иден направил министру вежливый ответ, приложив к нему проект своего меморандума для Кабинета военного времени *104. Совещание кабинета состоялось 4 сентября, когда меморандум Идена уже распространялся. Меморандум во многом совпадал с письмом Идена Черчиллю, с единственной уступкой Григгу и лорду Селборну: Иден допускал (с оговорками), что на долю русских выпали — и еще предстоят в будущем — незаслуженные страдания. Но вслед за тем он перечислял уже приведенные нами аргументы, снова твердил об их важности и вновь настаивал, что кабинет должен согласиться с требованием советского правительства о репатриации русских пленных из Великобритании и с Ближнего Востока независимо от желаний самих пленных:

Оба эти решения будут зависеть от того, получу ли я от советского правительства достаточные гарантии, что против этих людей не будут предприняты никакие меры в виде наказания или суда до окончания военных действий с Германией *105.

Кабинет военного времени «после короткого обсуждения» одобрил предложения Идена *106. Оба министра, выдвинувшие столь серьезные возражения против прежнего решения кабинета, в принципе сдали свои позиции еще до совещания, убежденные логикой Идена. Лорд Селборн уже 18 августа написал министру иностранных дел, что его «доводы очень серьезны и против некоторых из них… возразить нечего» *107. А Григг с самого начала просил всего-навсего о том, чтобы при проведении в жизнь политики, отдельные стороны которой ему «отвратительны», ему предоставили возможность опираться на решение кабинета. Впрочем, лорду Селборну по-прежнему внушала ужас исключительная бесчеловечность грядущей операции. Через четыре года после описываемых событий он вместе с епископом Чичестерским выступил с осуждением насильственного возвращения бежавших от коммунизма *108.

Помочь русским пленным можно было одним-единственным способом — предпринять последнюю попытку использовать их для военных целей союзных армий. Несколько тысяч русских, находившихся сейчас в руках союзников, составляли лишь долю процента от тех пяти-шести миллионов, что по разным причинам оказались в пределах Великого Рейха. Для ССО эти люди, настроенные в большинстве своем антинацистски, представляли благодатный материал для организации беспорядков и даже открытого восстания за линией немецкого фронта. Военные формирования из русских пленных по численности составляли целый корпус. Во Франции действовало несколько отрядов, в задачу которых входила борьба против маки. В Германии тысячи русских работали на практически не охраняемых полях. Конечно, с военной точки зрения они мало что могли сделать против вермахта и отрядов СС даже в этот период войны, когда мощь Германии была на исходе; но агитация за сопротивление немцам способствовала бы подрыву обороноспособности Германии.

Если бы пропаганда союзников возымела действие, немцам пришлось бы заменить русские формирования, воевавшие против партизан во Франции, Италии и Югославии, до предела вымотанными немецкими частями. А в самой Германии перспектива восстания миллионов русских «рабов» и других «восточных рабочих», чей труд использовался на полях и заводах, могла бы вызвать панику и привести к непредсказуемым последствиям. Страх перед таким восстанием выражали и Гитлер, и Гиммлер, и уже в 1942 году рассматривались планы по его подавлению, известные под названием «Валькирия» *109.

1 августа ССО представила Объединенному комитету начальников штабов меморандум «Подрывная работа в русских войсках, действующих против маки». Кадры для такой работы предлагалось набирать среди русских военнопленных. Предполагалось, что после специальной подготовки в ССО их забросят в районы действий маки, и там они попытаются воздействовать на русские антипартизанские формирования. Этот план вполне мог оказаться успешным: маки уже и сами, без посторонней помощи, привлекли на свою сторону многих русских.

При планировании операции ССО консультировалась с французским Комитетом национального освобождения и штабом Верховного командования Экспедиционными силами союзников (ВКЭСС). Министерство иностранных дел не возражало против плана — «при условии, что советское правительство будет поставлено о нем в известность, как только русские будут направлены во Францию»