Жертвуя малым - [38]

— Ведь они верят в тебя, — подавшись через стол к нему, сбивчиво заговорила я. — Ты для них — настоящий бог, стихийное бедствие, никто не знает, что у тебя на уме. Они попросили тебя освободить их товарищей, но обращались они не к тебе персонально, а к божеству в твоем лице, понимаешь? Они двояко к тебе относятся, верят и ненавидят, но вина в том божества, не твоя. И сейчас они защищают не тебя, они просто уверены, что так и было на самом деле: люди несправедливо осудили их соседей и родственников, а боги спасли. Те, кого не спасли, и были виновны. Мудрая была виновна, поскольку действовала на свой страх и риск. Но она-то знала, кто упокоил тех двоих, знала, но солгала, взяв вину на себя. Из всех из них она единственная могла позволить себе не только верить, но и сомневаться в тебе. Она одна смогла отнестись к тебе не только как к богу, но и как к человеку, понимаешь?!

Соль продолжал смотреть на меня все тем же темным птичьим взглядом, но постепенно и в нем, и в выражении лица парня что-то менялось. Как будто слегка ослаблялись струны, чуть-чуть, на тонкую лишь ниточку приоткрывались двери заколоченных наглухо чуланов. Словно озеро, замерзшее много лет тому назад, наконец-то начало готовиться к ледоходу. Я умолкла и села на пятки обратно, в груди бешено колотилось сердце. Вот что я сейчас делаю? — подумала я. Пытаюсь избыть собственное бессилие.

— Допустим, ты бог, и как божество обладаешь определенной функцией, ее нельзя отнять или изменить, она задана изначально. Но как человек ты наделен свободой воли и можешь действовать вне предписанных догмами условий. Точно так же любой верующий ограничен рамками своей веры, но волевым решением всегда может выйти за эти рамки. Всегда, понимаешь? И совершать любые поступки.

И цвет, и выражение лица Соля вернулись к нормальному своему состоянию. Костяная поза, которую он принял в начале моего рассказа, тоже незаметно сменилась на более расслабленную. Да и мне скрежетать зубами уже не хотелось. Вот чего-нибудь пожевать — определенно да.

— А ты не такая тупая, какой кажешься, — проговорил Соль все еще тяжелым голосом, но уже в обычной своей грубовато-прямолинейной манере. — Где так поднаторела в богословских диспутах?

— Не зря же столько лет грызу гранит науки, — хмыкнула я. Услышать комплимент, пусть даже сомнительного качества, из уст блудного императорского отпрыска было приятно. Кстати, он ведь не отрицал давеча, что он сын Божественного. Это что же, получается…

Я уставилась на Соля во все глаза, округлив рот для вопроса, а сосед мой тем временем пересел поближе к кровати, запустил под нее руку и извлек наружу сверток с вампирской одеждой.

— Что ты делаешь? — фокус моего интереса сместился, когда я увидела, как он деловито натягивает на себя просторный балахон.

— Спасибо твоему красноречию, — без тени юмора произнес парень. — Нужно идти к Инге.

— Что?! — у меня отвисла челюсть. Такого исхода событий я, признаться, не ожидала. И чего ему взбрело в голову?!

— Давай, давай, — Соль наклонился и, уцепив за руку, поднял меня на ноги. — Шевели ластами.

* * *

— С ума сошел! Нельзя же без доклада! — возмущалась я, пока мы шли по деревянным галереям храма к покоям высочайшей жрицы. Соль топал следом за мной, как и полагается вампиру, какового изображал, однако, вопреки предписанным правилам вежливости, едва не наступал мне на пятки, не позволяя увильнуть. Я не понимала, в чем причина срочности, и была не готова, если меня спросят, предъявить донне свои размышления по поводу дипломного проекта. Но неожиданный квартирант настойчиво загонял меня в самое логово своей знатной покровительницы. Добравшись до занавески, отделяющей ее внешние покои от коридора, я попыталась еще раз воззвать к здравому смыслу спутника. Рассердившись, Соль просто отодвинул дверную панель, взял меня за руку и ввел под низкий полог. Нагнувшись и следуя за ним, я запоздало запаниковала: не приведи боги, донна принимает гостей. С трепетом подняв взгляд, я увидела свою научную руководительницу, привстающую нам навстречу с низкого диванчика у противоположной от входа стены. На руках донна Фредерика держала своего диковинного любимца, потомка снежных барсов, на морде которого, обращенной ко мне, красноречивее любых слов отражалось неприятное удивление. Во взгляде его хозяйки, устремленном на меня, я прочла то же самое.

— Сиятельная, — забормотала я, но аристократка уже утратила ко мне интерес, и теперь глядела на Соля, стоявшего впереди меня.

— Следуйте за мной, — прозвучал ее мелодичный, холодный как горный ключ, голос.

Агат спрыгнул с ее рук на ковер и, задрав длинный хвост, поспешил за хозяйкой. Двигаясь плавно, словно лебедь по водной глади, она прошла в глубь комнаты и отдернула занавеску, открывая взору низенькую дверцу. Соль, по-прежнему держа меня за руку, двинулся к этой дверце, пока донна Фредерика, изящно нагнувшись, вставляла в замочную скважину кованый ключ из связки на поясе. Отперев дверь, жрица распахнула ее, жестом приглашая внутрь. Соль, а за ним, робея, и я, пригнувшись, вошли в миниатюрную спаленку, чьи стены были обтянуты расшитым шелком, а пол украшен тростниковыми циновками ручной работы. В углах стояли позолоченные столики и вазы из тончайшего фарфора, рядом — плетеные низкие кресла и скамейки с парчовыми накидками. Донна последовала за нами, закрыв за собой дверь. Соль, с видом человека бывалого, снял очки и скинул на плечи капюшон, Сиятельная жрица опустила с лица вуаль. Я потупилась, опасаясь потерять бдительность, но двое аристократов не обращали на меня внимания.