Жертвенный агнец - [71]
Тойер улыбнулся:
— Понимаете, я помолвлен с фрау Ильдирим — теперь у меня появится тайна от нее…
— Я знала об этом.
В его улыбке промелькнула неуверенность:
— Вы пошутили?
— Нет, я действительно знала.
— Откуда?
— Все это знают.
— Все?
Лето, самое жаркое за два десятилетия, заявляло о себе, люди уже стонали от зноя, крупные неприятности взяли передышку, тяжкие преступления не совершались, не происходило вообще ничего.
Хафнер затеял торжественный прием. Написал честь по чести пригласительные карточки, пахнущие застарелым сигаретным дымом. К немалому удивлению всех, мероприятие было посвящено памяти Вернера Штерна. Неуемный комиссар даже наметил небольшую программу:
Закуски и напитки
Памятная речь
Совместное времяпрепровождение
Не переставая поражаться, приглашенные отправились в Хандшусгеймер-Фельд. Хафнер выбрал тамошнее кафе. По слухам, в аналогичных заведениях родной части города он пользовался довольно сомнительной репутацией.
Он был трезв. Сногсшибательно трезв, облачен в чуть великоватый летний костюм серого цвета с траурной повязкой. Кожа комиссара была нездорово-бледной, покрытой испариной, руки заметно дрожали, но он держался приветливо и предупредительно с каждым из гостей.
Тойер огляделся. Он знал всех, тут собрались лишь их коллеги по «Гейдельберг-Центру»; впрочем, с директорского этажа не было никого.
Подавали жаренные на гриле блюда и со вкусом выбранные летние салаты. Среди многочисленных бокалов, наполненных шампанским, хозяин торжества непостижимым образом довольствовался некрепким шорле с соком. Некоторые из гостей, в их числе Тойер и Ильдирим, неуверенно преподнесли маленькие подарки, ведь у таких приватных приемов не было регламента. Хафнер принимал эти дары смущенно, с дружеской улыбкой. Во-первых, это были почти без исключения алкогольные напитки и сигареты в оригинальной упаковке, лишь Зенф притащил Коран. Во-вторых, казалось, что хозяина торжества в данный момент интересовало что-то другое.
Гости ждали чего-то необычного, воздержание Хафнера обладало такой заразительностью, что большинство приглашенных тоже ничего не пили, и беседа поэтому текла вяло.
Когда стемнело, хозяин мероприятия поднялся с места, пригладил усы и незамедлительно начал свою речь:
— Когда я думаю о Вернере Штерне, у меня сразу же возникает комплекс неполноценности. Мне кажется, что каждый из присутствующих и многие из тех, кого здесь нет, более четко представляют себе Штерна… я имею в виду, что все помнят те его поступки и черты, которые действительно были ему присущи… Про себя я не могу этого сказать. Но вот если бы я мог вырвать это дерево из земли с условием, что Вернер снова вернется к нам, я бы попытался это сделать. Конечно, у меня не хватило бы сил, но я все равно бы попробовал… Я еще никогда не произносил речей… Когда-то давно, после моей конфирмации, я должен был сказать несколько слов, но не смог извлечь из себя ни звука, и все надо мной смеялись. С тех пор я больше и не пытался, даже рефераты не защищал — только сдавал их, получал плохие оценки и принимал их. Оценки принимал, не рефераты, те я писал самостоятельно — хотя, конечно, частично сдирал откуда-нибудь. Теперь все по-другому, все берется из Интернета, поэтому и с подростками не все ладно… Короче, я вот что скажу: мне просто не хочется верить, что Штерн мертв. Но я должен поверить, и у меня возникает забавное чувство, настолько обширное, что включает всех других людей, даже самый отстой, и даже меня самого… В свободное время я занимаюсь квантовой механикой…
Лейдиг упал со стула.
— …ясное дело, в меру моих способностей. У меня много пробелов в знаниях… В общем, я читаю книги, где вся эта петрушка изложена понятно для чайников… Так я вот что хочу сказать. Мы всегда уверены: если копать достаточно глубоко, как говорится, доходить до сути, до дна проблемы, то ты наткнешься на что-то твердое, незыблемое. На краеугольный камень, так сказать. Но это не так. Внизу, в основе, там, где мы уже ничего не можем видеть, там все мельтешит… Там не ничто, там, как бы это выразиться… состояния, различные состояния, отклонения, их назвали флуктуации. Как я уже сказал, я мало что понимаю. Так что те, кто считают Хафнера спивающимся идиотом, могут спокойно считать так и впредь. Я только хочу сказать, что если уж мы так обманываемся насчет наших вполне нормальных… свойств, то… то… Мы даже не знаем, что представляем собой, так откуда же нам знать, что нас нет, то есть если нас больше нет здесь, среди…
— Люди, пишущие те книги, которые ты так храбро читаешь, те, кто открыл то, о чем написано в тех книгах, — они-то, возможно, хорошо знают, откуда мы… — грустно вмешался Зенф.
— Тебе еще надо учиться, — с достоинством проговорил Хафнер, — как вести себя в команде, дерзкий мопс.
Одернутый толстяк смиренно кивнул.
— Вернера Штерна нет среди нас, — у Хафнера перехватило горло, — и больше ничего не произошло. Вот я смотрю по сторонам, не вижу его, и первая мысль: может, он просто пошел отлить? Но я знаю: он не придет. Это совершенно невероятное чувство, и оно показывает, что каждый человек невероятен, необыкновенен, что каждый может вызвать такое чувство, и поэтому огромен каждый пробел, оставляемый ушедшим. Тогда как же важен каждый человек! Как невероятно важно то, что мы гоняемся за парой мудаков, ведь, возможно, мы спасаем этим весь мир. И кому, как не нам, знать об этом… Штерн ушел от нас, и я не хочу с этим мириться. Но меня никто и не спрашивает. Мне было бы легче, если бы подо всем было твердое основание вместо флуктуации, этого смешного движения энергии. Иногда у меня возникает ощущение, что наши самые лучшие мысли неверны, поскольку мы даже не знаем, что такое мысль, но никто меня и не спрашивает, хочу ли я, чтобы так было. Но мы все равно задаем себе большие вопросы, мучаемся над ними. Это несправедливо. Почему мы живем… остается ли что-то после нас, кроме пробела, дыры. Важна ли любовь и должна ли она быть важной, а если нет, что же она такое. Я бы позволил обоссать себя с ног до головы, если бы Штерн мог сейчас пойти и отлить; может, я даже вырвал бы дерево, чтобы оживить Вернера. Возможно, всезнающие ученые знают не все, ведь они могут мельтешить лишь там, где им положено. Никто не в состоянии выпрыгнуть из собственной шкуры. Вот я сейчас налью себе, потом добавлю еще и еще, а завтра утром небо будет белым, в горле сушь, в ушах зазвонят церковные колокола, а совесть замучает. Жизнь пойдет дальше уже без Штерна. Но пока я буду жив, его я не забуду. Это единственное, что я могу сделать для него, для вас, для себя. Я люблю вас всех, даже нахала Зенфа. Ведь возможно, что при всех этих флуктуациях какая-нибудь мелочь стала иной, чем прежде, прекрасная маленькая штучка в энергетическом кружении, мельтешении, которая осталась после Штерна… Точка, почему бы и нет… — Хафнер показал на небо. — Космос не пустой, я это знаю, и знаю потому, что хочу это знать… — Он поднял свой бокал. — За Вернера и за то, что ему больше никогда не придется строить.
Во рву обезьянника гейдельбергского зоопарка находят тело подростка — четырнадцатилетнего Анатолия. Случай кажется ясным: мальчишка ночью пролез сквозь дыру в ограде и стал жертвой агрессивного самца гориллы, испуганного вторжением на его территорию. Однако гаупткомиссар Тойер, доверяясь своему чутью, не спешит закрыть дело, хотя у него нет ничего, кроме смутных подозрений. Некоторое время спустя в обезьяннике обнаруживают еще один труп — юноши-цыгана. Если свидетели не отыщутся, Тойеру придется впервые в истории юриспруденции допрашивать гориллу.
Комиссару Тойеру и его группе начальство не поручает серьезных расследований. Однако когда полиция Гейдельберга вылавливает из реки утопленника, о котором никто ничего не знает, сыщик принимается за разработку этого дела, сразу заподозрив, что речь тут не идет о несчастном случае. Вскоре выясняется, что покойный зарабатывал на жизнь нелегальным и небезопасным ремеслом. Тойер получает энергичную помощницу в лице молодой сотрудницы прокуратуры Бахар Ильдирим, но время торопит: в Гейдельберге обосновался некий приезжий, который, выполняя тайный заказ, идет по трупам.
В Гейдельберге выстрелом в лицо убит мужчина. Через несколько дней происходит еще одно, очень похожее преступление. Подозрение падает на городского сумасшедшего по кличке Плазма, но он бесследно исчезает. У начальника отделения полиции «Гейдельберг-Центр» Зельтманна виновность Плазмы сомнений не вызывает, однако гаупткомиссару Тойеру не нравится это слишком очевидное решение. У него и его группы есть и другие версии. Выясняется, что оба убитых были любовниками одной и той же женщины, и вряд ли это можно счесть простым совпадением.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
… напасть эта не миновала и областной центр Донское на юго-востоке российского Черноземья. Даже люди, не слишком склонные к суевериям, усматривали в трех девятках в конце числа этого года перевернутое «число Зверя» — ну, а отсюда и все катаклизмы. Сначала стали появляться трупы кошек. Не просто трупы. Лапы кошек были прибиты гвоздями к крестам, глаза выколоты — очевидно, еще до убийства, а горло им перерезали наверняка в последнюю очередь, о чем свидетельствовали потеки крови на брюшке. Потом появился труп человеческий, с многочисленными ножевыми ранениями.
В маленьком канадском городке Алгонкин-Бей — воплощении провинциальной тишины и спокойствия — учащаются самоубийства. Несчастье не обходит стороной и семью детектива Джона Кардинала: его обожаемая супруга Кэтрин бросается вниз с крыши высотного дома, оставив мужу прощальную записку. Казалось бы, давнее психическое заболевание жены должно было бы подготовить Кардинала к подобному исходу. Но Кардинал не верит, что его нежная и любящая Кэтрин, столько лет мужественно сражавшаяся с болезнью, способна была причинить ему и их дочери Келли такую нестерпимую боль…Перевод с английского Алексея Капанадзе.
Ева, жена крупного бизнесмена и знаменитого филателиста Сэмми Старлинга, похищена. В обмен на ее возвращение преступники требуют у Старлинга бесценную марку «Черная Шалонская головка» с изображением королевы Виктории. Попытка полиции подсунуть похитителям фальшивую марку завершается трагически – подделка обнаружена, а Ева Старлинг жестоко убита.Расследование дела поручено талантливому детективу Кэти Колла и ее старому другу и учителю Дэвиду Броку. Очень скоро они приходят к неожиданному выводу: аферу с похищением, возможно, задумала сама Ева.Но тогда почему ее убрали?И кто стоит за убийством?..
Что нужно для того, чтобы попасть в список десяти самых опасных преступников Америки? Первое, быть маньяком. И, второе, совершить преступление, о котором заговорят все.Лос-Анджелес, наше время. От подрыва самодельного взрывного устройства гибнет полицейский.Для Кэрол Старки, детектива из отдела по борьбе с терроризмом, поймать и обезвредить преступника не просто служебный долг. В недавнем прошлом она сама стала жертвой такого взрыва, и только чудом ей удалось выжить. Опытный детектив не знает, что в кровавой игре, счет в которой открывает маньяк-убийца, ей предназначена ключевая роль.
Майор Пол Шерман – герой романа, являясь служащим Интерпола, отправляется в погоню за особо опасным преступником.