Жертвенная звезда - [40]
Все мы одиноки в этом мире, подумал Макки.
Эта вселенная скоро станет очень одинокой, если он не сумеет уберечь ее от участи стать братской могилой для сознающих существ. Почему, ну почему решение этой страшной проблемы зависит от какого-то неполноценного, ублюдочного общения?
Особое мучение доставляло то психологическое давление, в условиях которого он пытался найти взаимопонимание с калебаном. Ему хотелось ускорить процесс достижения такого взаимопонимания, но ускорение приводило к выхолащиванию разумного содержания. Он почти физически чувствовал, как драгоценное время утекает, словно песок между пальцами. От нетерпения у Макки свело живот. Он шел со временем, наступал и отступал вместе с ним, но понимал, что находится на неверном пути.
Он подумал о чудовищной судьбе какого-то безвестного младенца, который никогда не пользовался люком перескока. Ребенок будет плакать, но некому будет его утешить.
Тотальность нависшей опасности выматывала душу.
Исчезнут все!
Он подавил раздражение, в очередной раз услышав жужжание тапризиотов-наблюдателей. Впрочем, это было проявлением товарищества, единения сознающих.
– Тапризиоты отправляют наши сообщения в пространство, пользуясь таким же способом? То есть они видят вызовы? – спросил он.
– Тапризиоты очень слабы, – ответил калебан. – Они не обладают энергией калебана. Моя самость – это энергия, ты понимаешь?
– Не знаю, – честно признался Макки. – Может быть, и понимаю.
– Зрение тапризиотов очень поверхностно и зыбко, – продолжил калебан, – тапризиоты не способны прозревать звездную массу моей самости. Иногда тапризиоты просят о… подпитке? Нет, об усилении! Калебан оказывает им такую услугу. Это и есть поддержание обмена – ты ухватил? Тапризиот платит, мы платим, ты платишь. Все платят энергией. Вы называете потребность в энергии… голодом, разве не так?
– Проклятье! – воскликнул Макки. – Я не понимаю половины той…
В пространстве над гигантской ложкой появилась мускулистая рука паленки с бичом. Бич щелкнул, рассыпав вокруг себя фонтан зеленоватых искр, взметнувшихся в пурпурной полутьме. Рука и бич исчезли, прежде чем Макки успел шевельнуться.
– Фэнни Мэй, – прошептал Макки, – ты здесь?
Сначала ответа не было, потом калебан заговорил:
– Это не смех, Макки. Это то, что вы называете сюрпризом или неожиданностью, но это не смех. Я прервала линию непрерывности. Это бичевание есть обрыв.
Макки зафиксировал время происшествия на часах, имплантированных в мозг, и отправил координаты следящему за ним тапризиоту.
Нет никакого смысла обсуждать боль, подумал он. Так же бесплодно было бы говорить о вдыхании бича и выдыхании вещества… или о поддержании обмена, или о голоде, о звездных массах или о калебанах, перемещающих мыслящих за счет энергии видения. Общение снова забуксовало.
Чего-то они все-таки достигли, хотя и Тулук был прав. Контакты через S-глаз для осуществления бичевания требовали определенной временно́й схемы или периодичности, которую можно было выявить. Возможно, этот процесс включал и линию видения. Ясно одно: Эбниз прочно утвердилась на какой-то вполне реальной планете. Она и вся толпа ее прихлебателей – все они – имели какое-то конкретное местоположение в пространстве с конкретными координатами, которые, в принципе, можно было выяснить. В толпе этих прихвостней были паленки, перебежчики-уривы, нарушившие закон пан-спекки и бог знает кто еще. Она купила, кроме того, мастеров красоты и, вероятно, каких-то тапризиотов. Да и этот калебан использовал тот же вид энергии, чтобы потакать преступным наклонностям Эбниз.
– Может быть, мы все же попытаемся определить местонахождение планеты Эбниз? – спросил Макки.
– Это запрещено контрактом.
– Ты должна его соблюдать, да? До самой смерти?
– Да, соблюдать до разрыва непрерывности.
– И этот разрыв уже чертовски близок, да?
– Положение окончательного разрыва уже видно моей самости, – ответил калебан. – Наверное, это эквивалент термина «близок».
В сфере снова, словно ниоткуда, возникли рука и бич. Снова брызнул сноп искр, после чего рука и бич исчезли.
Макки рванулся вперед и остановился у самой ложки. Никогда прежде не отваживался он так близко подходить к калебану. У ложки было еще жарче, но по рукам побежали мурашки. Зеленоватые искры не оставили никаких следов на покрытии пола. Собственно, они вообще не оставляли никаких следов нигде. Макки ощутил притягательную силу отсутствия присутствия калебана. Это интенсивное притяжение вызывало у Макки сильное волнение. Он заставил себя отвернуться от ложки. Ладони его увлажнились от страха.
Чего еще я здесь боюсь? – спросил он себя.
– Эти два нападения последовали друг за другом очень быстро, – сказал Макки.
– Да, я тоже отметила позиционное прилежание, – сказал калебан. – Следующая когеренция лежит на большей дистанции. Вы называете это «далеко»? Так?
– Да. Следующее бичевание будет последним?
– Самость этого не знает, – ответил калебан. – Твое присутствие несколько ослабляет бичевание. Ты отвергаешь? Нет, нет – отгоняешь!
