Жертва любви. Геометрическая фигура - [16]

— Располагайтесь. Мама с Настей ушли к портнихе, вернутся через час-полтора. Я пока чай заварю, — не спрашивая, хочу ли я пить чай, произнес Крафт-младший, тьфу, средний, скоро совсем запутаюсь в этих Крафтах: Александр Андреевич, Андрей Александрович, Антон Александрович…

Между тем Андрей уже поставил на журнальный столик вазу с конфетами, заварной чайник и две чашки.

— Где-то я вас уже видел… — задумчиво произнес он, наливая крепкий ароматный напиток. — Ах, да, вспомнил, позавчера в театре, на юбилее, вас подводила к отцу Ксения…

— Вы следите за отцом? — изумилась я.

— Корректней сказать, за ними обоими, — поправил меня Андрей.

— Ревность? — спросила я, внимательно глядя на него.

— А вы, собственно говоря, кто, чтобы в душу лезть? — жестко спросил Андрей.

Его смуглое лицо налилось пунцовой краской. Хватит темнить, надо выкладывать козыри. Вынув из своей сумочки визитку, протянула ее Андрею.

— Частный детектив? — недоуменно повторил он, вглядываясь в голубой картонный прямоугольник.

— Ксения Георгиевна пропала, Андрей! — сообщила я и теперь сама поразилась реакции молодого человека. Он побледнел так, что естественная смуглость кожи стала практически незаметна. Губы совсем по-детски задрожали.

— Как пропала?.. Объясните толком…

Пришлось объяснять, рассказав все известные мне обстоятельства исчезновения его… Как назвать степень родства Ксении взрослому сыну ее мужа? Мачеха? Ярко сказано. Ладно, остановимся на близкой родственнице.

— Вы были знакомы с Ксенией до ее исчезновения? — спросил Андрей, наконец справившись с собой.

— Да, мы учились в одной школе, а потом и в нашем университете. Ксения только старше меня на пару лет, — пояснила я.

— Так ты… Вы… Из нашей, из 110-й? Тогда… Она жива? — вдруг, словно вспомнив что-то, тревожно спросил меня Андрей.

— Гарантий нет никаких. Мне пока непонятен мотив ее исчезновения. Похожих трупов за истекшие часы не обнаружено, мы уже ездили с вашим отцом в морг…

— Хорошо… — глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, произнес хозяин. — Я расскажу вам все. Все, что знала до вас одна только Ксения.

Вжавшись в кресло, я приготовилась слушать.

— Отец мой — удивительный человек. Он столько знает… Я с детства окунулся в мир его наук. Рано научился читать, еще до школы, и все вечера просиживал за книгами. Знаешь, — Андрей окончательно перешел на «ты», — я рос таким домашним мальчиком, дом — школа, школа — дом. А когда отца попросили вести полставки в старших классах нашей школы, я вообще возгордился… Что я несу, какую околесицу… — Андрей нервно потер ладонями виски. — Двери нашего дома всегда были открыты для старшеклассников, студентов, аспирантов. Я привык общаться не со своими ровесниками, а с юношами и девушками много старше меня. Но я подрастал, и эта разница постепенно стиралась… — он сделал несколько глотков уже порядком остывшего чаю.

— Лет в тринадцать-четырнадцать начал влюбляться во всех подряд папиных студенток, приходивших к нам. Так однажды и познакомился с Ксюшей. Она была папиной дипломницей. У нас разница на семь лет, мне было четырнадцать, ей — двадцать один год. Она появлялась в нашем доме, такая нежная, воздушная, так пахла, знаешь, как пахнут ее волосы? — Андрей посмотрел на меня.

— Папа нравился многим студенткам, со всеми шутил, смеялся, девчонки все старались со мной заигрывать, только Ксюша не делала этого. Я же под любым предлогом заходил к отцу в кабинет, когда он там работал с Ксенией… Мне ни на кого уже больше не хотелось смотреть — ни на других студенток, ни на своих одноклассниц. Так продолжалось три года. Ксения закончила университет, поступила в аспирантуру, научным руководителем вновь стал отец. Я тогда учился в одиннадцатом, выпускном классе… — Андрей покраснел.

— У меня внутри все пело, когда я ее видел. И тогда я решил признаться Ксении во всем, будь что будет. По справке нашел ее адрес (отчество-то знал, диплом читал), поехал. Подхожу к ее дому, сел на лавочку, дальше ноги не идут, как ватные стали. Отдышусь, думаю, и поднимусь к ней. И вдруг из подъезда выходят отец, Ксения и мальчишка лет пяти-шести. Лавочка, где я сидел, в сторонке, метрах в пятнадцати стояла, меня они не видели. А отец мальчонку на руки поднимает, целует, говорит ему на ухо что-то… Потом отец попрощался, ребенка и Ксению поцеловал, ушел. Они домой вернулись. Подождав минуты три, я все-таки пошел к ней… — он помолчал, воспоминания давались с большим трудом.

— Позвонил и отошел чуть в сторону. Она дверь распахнула и так инстинктивно говорит: «Саша, ты забыл что-то? Ну, хватит баловаться, как мальчишка, выходи…» Я и вышел из-за двери. Ксения так и охнула, об косяк оперлась, стоит ни жива ни мертва. А я ей все и выдал чуть ли не на пороге — что три года по ней сохну, жить без нее не могу. Как, думаю, среагирует?

— И как же, экспериментатор ты жестокий? — я укоризненно покачала головой.

— Всю правду рассказала, с братом моим познакомила. Я один всю жизнь рос, уж не знаю, отчего родители не захотели или не смогли иметь второго ребенка. Словом, увидел Антошку, растаял, готов был Ксении все простить. Я ведь в тот вечер у нее остался… — заметив мой недоуменный взгляд, усмехнулся. — Нет, что ты, не в том смысле. Ночевать-то ночевал, да на раскладушке валялся. Да я бы к ней и притронуться не посмел. Просто мне так худо было на душе, сказал откровенно, что напьюсь где-нибудь вусмерть. А Ксения меня в таком состоянии никуда не отпустила, выпить дала, не до упаду, конечно, но стресс я снял. Отцу сам позвонил, сказал, где я останусь ночевать, чтоб не волновались. Отец ведь и меня до безумия любит. Утром он сам за мной приехал. С тех пор у меня с отцом пять лет своя мужская тайна была. Мама же не знала об отношениях отца и Ксении до тех пор, пока Антон не подрос, а я университет не закончил и не женился. Только тогда отец матери все рассказал. Мама его и отпустила туда… — Андрей замолчал.