Жертва Бермудского треугольника - [2]

— В антимир? — нахмурился Ямщиков. — Что это ещё за пакость такая?

— Это не совсем пакость, — пояснил сосед. — Это просто мир, похожий на наш, только там всё наоборот.

— Как это? — удивился Олег. — Абсолютно всё?

— Абсолютно всё. Вот мы с вами, скажем, дышим кислородом, а выдыхаем углекислый газ. А в антимире… в антими…

Но договорить он не успел. Самолёт резко тряхнуло, потом ещё раз, и Ямщиков с ужасом почувствовал, что он проваливается куда-то в бездну. Неодолимая сила вдавила левого защитника в кресло, в глазах у него потемнело, как будто его стукнули мячом по затылку. Он вспомнил детство, вспомнил своего первого тренера, вспомнил второго. Второго числа должны были выдавать зарплату, а он её не успел получить. Вот так всегда и выходит! Обидно. Он хотел ещё вспомнить жену и товарищей по клубу, но этого ему не было суждено. Раздался страшный, ушераздирающий грохот, и на том месте, где только что был самолёт, осталось только небольшое белое облачко, неторопливо плывущее по безмятежному небу.

ЧП в «Антилопе»

Собрание игроков «Антилопы» — одной из ведущих футбольных команд антимира — подходило к концу. Тренер Антей Антипыч, яростно жестикулируя, втолковывал понурившимся футболистам:

— Когда вы наконец преодолеете комплекс своего поля?! Это что же получается? Как на выезде играем — тут вы орлы! Никого не боитесь. Но как только, не дай бог, на своём поле противника принимаем, вас просто узнать невозможно! Сколько мне с вами ещё воспитательную работу проводить на эту тему?! Взять хоть тебя, Антихонов! Ты почему так слабо в последнем матче выступал, можешь ты нам объяснить? Как будто в первый раз на поле вышел!

— У меня жена на трибуне сидела, — покраснев, буркнул Антихонов. — Вместе с тёщей. Ну, и я… разволновался…

— Разволновался! — передразнил тренер. — Бром надо пить! А ты, Бантиков? Из-за тебя ведь четвёртый гол пропустили! Ты почему ворон считал?

— Меня поддержка зрителей из колеи выбивает, — потупился Бантиков. — Комплекс у меня сложился. Как кто с трибуны крикнет: «Бантиков, жми!» — или, не дай бог, аплодисментами подбадривать начнёт, так у меня прямо руки опускаются. Закрепощает меня доверие зрителей. Хочу его оправдать — и не могу!

— Закрепощает его! — рассердился Антей Антипыч.Если ты такой закрепощённый, чего ж ты во втором тайме разные предметы с поля в зрителей бросал? Бутылки пустые и ещё какую-то дрянь! Ну, что молчишь?.. Я тебя спрашиваю: отчего ты бросал на трибуну пустые бутылки?

— От минеральной воды, — подавленно прошептал Бантиков.

— Но зачем, зачем ты это делал? — не унимался Антей Антипыч. — Что ты этим хотел доказать?

— Это я от радости, — развёл руками провинившийся. — Когда мы седьмой гол забили, ну, я и не выдержал. Такой вот эмоциональный всплеск допустил…

— Он не один бросал, Антей Антипыч, — вмешался капитан команды. — Мы все тут виноваты. И я в том числе.

— А уж от тебя-то я не ожидал, Пантилеев, — покачал головой тренер. — Ты тоже с радости бросал?

— Я?.. Нет, я от возмущения. Там у одного зрителя в седьмом ряду вид был очень неопрятный. Рубашка на штаны выпущена, лохматый какой-то, нечёсаный… Ну, я и не выдержал. Можно ли в таком виде на футбол ходить? Это ведь не танцплощадка всё-таки!

— Я тебя понимаю, конечно, — смягчился Антей Антипыч. — Его внешний вид оскорблял твоё достоинство. Но ты всё же впредь воздержись. Есть же и другие меры воздействия. Побеседуй с ним после матча, узнай, отчего он такой. Может, у него дома нелады или на службе. Может, ему помочь надо, а ты в него — бутылкой…

— Больше не повторится, Антей Антипыч, — взволнованно заверил капитан. — Признаю: погорячился. После первой же игры его отыщу и по душам побеседую. Постараюсь привить ему чувство прекрасного. Разрешите, я его в нашу библиотеку запишу?

— Разрешаю, — кивнул тренер. — Ну, на сегодня, кажется, всё. Можете разойтись.

Футболисты зашумели и нестройной толпой потянулись к выходу. В этот момент к столу, за которым сидел Антей Антипыч, протиснулся молодой нападающий Кондратьев.

— Подождите, ребята, — негромко, но с чувством произнёс он. — Я хочу вам кое-что сказать.

Голос его был полон такого внутреннего напряжения, что все сразу остановились.

— В чем дело, Антон? — удивлённо спросил капитан. — Говори, мы слушаем… Ну, что же ты?

— Понимаете… — замялся Кондратьев, — я не хотел говорить… Я думал, он сам… Но он скрыл от вас… от всех нас… В общем, мне совесть не позволяет умолчать…

— Да что случилось-то? — загалдели все. — Ближе к делу!

— Давай говори, не стесняйся!

Кондратьев набрал в грудь воздуха и, побледнев, отчеканил:

— Игрок нашей команды Антильский во время последнего матча оскорбил соперника!

В комнате повисла зловещая тишина. Все обернулись к Антильскому. Тот сделался красным, как борода влюблённого петуха, и принялся застенчиво ковырять ботинком пол.

— Что… что ты ему сказал? — тоном, не предвещающим ничего доброго, поинтересовался капитан.

Антильский, уставясь в пол, молчал.

— Он сказал… — не выдержал Кондратьев, — он назвал соперника… назвал его бессовестным!

Все замерли в оцепенении. Кто-то тихо ахнул. Антильский сидел ни жив ни мертв.