Жертва - [7]

Тут я подумал: не следует мешать воеводе Пожарскому бить поляков, – и тоже поспешил в Астрахань.

Вот и все об опасных путешествиях, таинственных превращениях и необычайных случаях, увиденных и услышанных верным слугою великого из великих шаха Аббаса, персидским ханом Али-Баиндуром, имеющим глаза орла и уши оленя.

Снова затянулся шах Аббас дымом кальяна и погрузился в раздумье: необходимо воспользоваться русийской смутой, но для этого раньше надо упрочить власть Ирана над Грузией.

Али-Баиндур едва дышал, боясь потревожить мысли «льва Ирана». Полуденный свет просачивался сквозь переплетенные розы и мягкими бликами ложился на мрамор, подушки и на золоченые туфли шаха Аббаса.

– Большие ли земли вокруг Астрахани и удобные ли там пути? – неожиданно спросил шах. Али-Баиндур встрепенулся:

– Астрахань омывает сказочная река Волга, и я воспользовался удобным путешествием по ней на купленном корабле. Аллах охранял мою дорогу, и корабль скоро вышел из Волги в Каспийское море. Тут я вспомнил, как люди Заруцкого в Астрахани ограбили меня, богатого купца Хозро Муртазу. Целый день я угощал послов атамана Заруцкого, Хохлова и Накрачеева, вежливым персидским разговором и душистым шербетом. А когда большая серебряная луна опустилась в ночной изумруд каспийской воды, я велел моим людям ограбить послов до последней одежды и выбросить всю рухлядь в море.

Шах снисходительно улыбнулся:

– Поистине, Али-Баиндур, ты щедро расплатился за оказанное тебе гостеприимство, и если о казаках все, говори об Астрахани.

– В Астрахани, шах-ин-шах, сходятся новые торговые пути по воде и песку. Кто захватит реку-море, тот будет повелевать торговлей со странами, лежащими на западе, где мужчины носят чужие волосы, а женщины нагло раскачивают на бедрах юбки, натянутые на обручи. Да покарает презренных аллах, они в опасных юбках прячут своих возлюбленных, а несчастные мужья в то время бегают с обнаженной саблей по всему городу, разыскивая оскорбителя чести.

Шах оживился:

– А какую юбку носит ханум Марина, дочь Мнишка?

Слегка опешив, Али-Баиндур неопределенно ответил:

– Красивую…

Шах Аббас мечтательно погладил подушку:

– Ум женщины не измеряется ее красотой… Скажи, хороша ли Марина, молода она или стара?

– Великий шах-ин-шах, ханум Марина хороша, как весенняя гроза, и газель может позавидовать ее гибкой шее. Но мужчине опасно с такой женщиной, ибо жажда власти заменяет ей усладу любви.

– Да будет тебе известно, хан, пресная вода полезна верблюду, а мужчине – перец. Лучше скажи, был ли ты допущен к ее руке, может ли ее рука сравняться с белизной хлопка и с теплотой солнца?

Али-Баиндур почтительно сложил руки на груди и поклонился:

– Великий из великих шах-ин-шах, я был удостоен прикосновения к белой и горячей руке ханум.

– Каким подарком наградила тебя на прощание прекрасная Марина?

Али-Баиндур вынул из складок халата скляницу с вином и сказал шаху, что этот подарок говорит о характере странной женщины.

Шах Аббас позвал телохранителя, и велел подать два кубка. Первый наполненный кубок он приказал выпить Али-Баиндуру. Подождав, шах с наслаждением стал тянуть вино из кубка и мечтательно сказал:

– Вот пью ее вино, а в будущем хочу пить из ее уст сладость любви.

И уже твердо решил помочь Заруцкому построить на Тереке каменную крепость, посадить в ней атамана для охраны входа на Кавказ, а Марину Мнишек взять к себе в гарем.

Не только в шахских покоях Давлет-ханэ обсуждались важные дела и строились грандиозные планы. И Гарем-ханэ жил сложной, закутанной в чадру жизнью, часто влиявшей на благополучие страны. Здесь завоевывалось внимание грозного повелителя и отвращалось его сердце от соперниц. Отсюда шли нити интриг во все ханские дворцы. Здесь ханы через жен и наложниц искали поддержки своим домогательствам. Здесь страдали, остро ненавидели, жаждали власти, но не были счастливы.

Кипучий гарем нередко прибегал за советом и просьбой к Тинатин, матери наследника Ирана, любимой жене шаха Аббаса, и она никогда никому не отказывала в просьбе. Она знала, как скупа радость, она сочувствовала огорченным, и она была любима всем гаремом… Но о чем она думала сейчас?

Сквозь полосатые навесы в окна пробивался зной. В нефритовом фонтане лениво журчала прозрачная вода. На желтых плитах стен покачивались черные тени деревьев. В глубоких нишах дремали евнухи.

Рабыни облекали Тинатин в затканные жемчугами и бирюзой одежды. Как всегда по пятницам, у нее сегодня гости.

Овальное зеркало в раме из золотых роз отражало счастливое лицо Тинатин. Ее сын, Сефи-мирза, наследник престола, вчера в первый раз командовал войском «шахсевани».

Прошлое тревожной птицей промелькнуло в памяти. Много лет назад шах Аббас вынудил Тинатин покинуть родную Картли.

Навсегда ушли вдаль лиловые изломы картлийских гор, а за ними отец, царь Георгий, мать и любимый брат, прекрасный Луарсаб!.. Самое дорогое воспоминание. Тинатин неустанно лелеет образ брата, но ее сокровенное чувство глубоко спрятано в тайниках души, ибо шах Аббас не терпит, когда его собственность обращает мысль не в сторону «солнца Ирана».

Тинатин поправила жемчуг на красных волосах и снисходительно улыбнулась зеркалу.