Жены русских царей - [7]
Пока Шуйский медлил, Иоанн Васильевич сдёрнул с него собственноручно жалованную гривну и к общему изумлению своей свиты подал маме этот знак важного государственного значения.
— Надень и будь моей верховой боярыней. Награждаю тебя за то, что ты вырастила такую русскую красавицу. Перед всеми боярынями ты будешь у меня впереди. Теперь по домам!
Печально было возвращение по домам всего боярства. Шуйские и Глинские и все их родственники были опозорены на виду глазевшей толпы черни. Ещё не так давно дерзкие на руку и на слово Глинские должны были опасаться взрыва народных страстей. Настроенные против них москвичи видели теперь, чего они значат в глазах властелина. Шуйские, сызмальства хватавшиеся за великокняжеский скипетр, должны были довольствоваться собственными посохами — правда, изукрашенными дорогими каменьями, но без всякого символа, без влияния на народные умы.
Одна мама не чуяла под собой земли от радости. Разумеется, ей отрадны были и золотая жалованная государем гривна, и возведение в верховые боярыни, но всё же её любящее сердце ещё более радостно трепетало от того, что великий князь поцеловал руки её ненаглядной Насти. Ведь такой поцелуй при многих очевидцах, да ещё в церкви, знаменовал избрание боярышни в великокняжеские невесты.
Мама не ошиблась. По возвращении во дворец Иоанн Васильевич приказал оповестить наместников, чтобы они прекратили розыски подходящих для него невест.
С этой поры тихая усадьба князя Сицкого стала шумной и парадной. Теперь подолгу задерживался у ворот усадьбы царский возок, изукрашенный золочёными орлами. На запятках торчали, словно колокольни, холопы в долгополых красных чамарках, собиравшие вокруг себя толпы москвичей. Москва, впрочем, недолго терялась в догадках по поводу почестей, не виданных в этом скромном уголке города.
На виду всех царский возок доставил ближнюю верховую боярыню Турунтай-Похвисневу, которую даже чванный Лукьяш подхватил под локоть. В сенях её встретила мама с невинным будто бы вопросом: «Кого и зачем требуется?» Приехавшая боярыня процедила сколь возможно величественнее: «Имею поручение от великого князя для передачи одной лишь боярышне Анастасии Романовне».
Мама сама пошла за боярышней и не отошла от неё даже в главной хоромине. При их появлении верховая боярыня почтительно склонила свою седую голову.
— Великий князь Иоанн Васильевич, пошли ему Господь доброго здравия на многие лета, жалует тебя, боярышня, золотной шубкой. Охотнички его забрызгали твою шубку грязцой, так вот дозволь снять с тебя мерку. А может, ты предпочтёшь объяринную? Сказывай. Жемчугов будет нашито на ней сколько повелишь. Меха будут положены бобровые, а манжеты обшиты лебяжьими пушинками. Дарит тебе Иоанн Васильевич и лебяжьи шкуры, лебедей он сам добыл калёными стрелами.
Вместо того, чтобы рассыпаться в благодарностях за великую милость, Анастасия Романовна спряталась стыдливо за маму, точно за каменную стену.
— Извини, боярыня. Богом данную мне дочку, — отвечала мама, внушительно выдвигая на показ пожалованную ей гривну. — Ей ещё не привычны великокняжеские слова и порядки. Взгляни, как она зарделась! Пойди, моя родненькая, в свою светёлку, а я провожу боярыню к княгине. Она у нас все порядки знает.
Посланница, однако, не торопилась пройти в теремок княгини. Она имела поручение поговорить с самой боярышней, так как Семиткин пустил слух, будто бы боярышня косноязычна и не может поддержать беседу.
— Прости, боярыня, что я не знаю, как следует по дворцовым порядкам приветствовать тебя. Мне они неведомы, — выступила Анастасия Романовна. — Однако сердце мне говорит, сколь я обязана милостивому вниманию великого князя. Передай ему, что он осчастливил меня навеки, и если мои молитвы угодны Богу, то я непрестанно буду...
Голос боярышни был чище серебряного колокольчика, а слов у неё нашлось не меньше, чем в любой книге. Семиткин, ставивший тогда капканы всему дому князя Сицкого, был посрамлён. Кажется, он распустил ещё слух, что девица слегка горбата, но её стройная фигура опровергала и эту ложь.
Добросовестная посредница возвратилась из усадьбы с наилучшими вестями. Внешность боярышни, сказывала Турунтай-Похвиснева, как только что распустившийся розовый бутон привлекательности прямо-таки неземной. И душа её как бы ангельская, а что касается до слов и разума, то речь её такова, что хоть пиши её в книжку.
Доложив обо всём виденном Иоанну Васильевичу, посредница добавила: свой глазок — смотрок. Если повелишь, я побываю с боярышней в бане, где всякая правда скажется. Мама ни за что не впустила бы в баню, когда в ней находилась Настя, постороннюю женщину, хотя бы она объявила себя попадьёй. В бане-то и изводили злые люди своих недругов. Но боярыня Турунтай-Похвиснева открылась, что она поступает во всём по наказу самого Иоанна Васильевича. И поскольку осмотр невесты в бане входил в порядок смотрин, то мама уступила ей, удостоверившись предварительно своим зорким глазом, что боярыня не несёт с собой ни кореньев, ни порошков, ни ладонки с наговорённой солью. Мало того, боярыня, понимавшая, очевидно, беспокойство мамы, прежде чем войти в баню, истово перекрестилась. Баня усадьбы славилась по всей Москве. Свет на её полки проходил через окна в потолке; под полом шли трубы с нагретым воздухом. Мыло было турецкое, а ногти стригли только что полученными из чужих земель ножницами. Оказалось, что вся фигура боярышни от пяток до маковки была безукоризненно стройна и бела, как морская пена. Из бани Касьян проводил боярышню через двор к хоромам; здесь боярыня Турунтай-Похвиснева обратилась к маме с допросом.
Семевский (Михаил Иванович, 1837–1892) — общественный деятель и писатель, обучался в полоцком кадетском корпусе и дворянском полку; служил офицером в лейб-гвардии Павловском полку; находясь в 1855–1856 гг. в Москве, вращался преимущественно в кругу литераторов, а также слушал лекции профессоров Московского университета. Тогда же у Семевского начала обнаруживаться любовь к изучению русской истории и стремление к литературным занятиям. Книга представляет в полном объеме работы о Пушкине М.И.Семевского, одного из самых видных биографов поэта.
В этой книге представлены документальные повести известного русского историка, писателя и общественного деятеля Михаила Ивановича Семевского, затрагивающие деятельность Тайной канцелярии — специальной службы политического сыска, организованной в годы правления Петра I. Используя богатый фактический материал, автор достоверно и убедительно передал атмосферу интриг и доносов, широко распространенных в петровской России.
Произведение, написанное в жанре исторической беллетристики, создано выдающимся русским историком XIX века. Прасковья — жена царя Ивана Алексеевича, правящего в конце XVII столетия, — отнюдь не главное действующее лицо отечественной истории на ее переломном этапе. Царица не стремилась опережать эпоху. Она принимала действительность такой, какой она была — со всеми радостями, невзгодами, пороками — ибо Прасковья и сама являлась органичной частью этой действительности, во всех подробностях описанной историком.Для широкого круга читателей.
Книги известного историка М.И.Семевского (1837-1892) пользовались большой популярностью в дореволюционной России и неоднократно переиздавались «Царица Катерина Алексеевна. Анна и Вилим Монс» повествует о семейной трагедии Петра I. Построенное на архивных материалах повествование написано очень увлекательно и обращает внимание читателя на малоизвестные страницы российской истории.
Семевский (Михаил Иванович, 1837 — 1892) — общественный деятель и писатель, обучался в полоцком кадетском корпусе и дворянском полку; служил офицером в лейб-гвардии Павловском полку; находясь в 1855 — 1856 гг. в Москве, вращался преимущественно в кругу литераторов, а также слушал лекции профессоров Московского университета. Тогда же у Семевского начала обнаруживаться любовь к изучению русской истории и стремление к литературным занятиям. Первым печатным трудом его была статья в «Москвитянине» (1856, № 12) «О фамилии Грибоедовых»; в следующем году он издал: «Великие Луки и Великолуцкий уезд», историко-этнографическое исследование (Санкт-Петербург)
В издание вошли три документальные повести известного российского историка второй половины XIX в. М. И. Семевского, посвященные бурной эпохе петровских преобразований. На основе уникальных исторических свидетельств автор воссоздает историю тайной службы Петра Великого — политического сыска, жертвами которого становились тысячи и тысячи россиян — от простолюдина до царицы и царевича. Для широкого круга читателей.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.