Жены русских царей - [62]

Оставит буйну голову на могучих плечах».

Каменеет сердце молодецкое,

Он противится царю, упрямствует,

Отца, матери не слушает,

Над молодой женой не сжалится,

О детях своих не болезнует.

Привели его на Красную площадь,

Отрубили буйну голову,

Что по самые могучие плечи.

В продолжении одного октября месяца 1698 г. в разные дни восемь длиннейших процессий стрельцов протянулись по улицам столицы: их везли и вели на кровавое побоище. Москва приобвыкалась к подобным картинам:

Как из славного села Преображенского,

Что из того приказа государева,

Что вели казнить доброго молодца,

Что казнить его, — повесить;

Его белые руки и ноги скованы,

По правую руку идёт страшен палач,

По левую идёт его мать родная.

Но нелегки ещё были подобные картины для русского народа, нелегко было и самому виновнику страшных зрелищ — царю Петру Алексеевичу: «От мысли о бунтовавших стрельцах, — говаривал он в это время, — гидр отечества, все уды во мне трепещут; промысля о том, заснуть не могу. Такова сия кровожаждущая саранча!»

По свидетельству одного из близких к нему людей, Петра дёргали тогда по ночам такие конвульсии во всём теле, что он клал с собой на постель одного из денщиков и, только держась за его плечи, мог заснуть; судорожное подёргивание головы, шеи и лицевых мускул Петра усилились со времени избиения стрельцов. Юный фаворит был с ним неразлучен; Пётр сильно привязался к нему; он видел в Алексашке будущего надёжнейшего и преданнейшего из своих слуг, ничем не связанного с ненавистной для него стариной; в Меншикове для Петра вырастало поколение его ставленников, его птенцов... От внимания народа не ускользнула эта любовь к юноше, и он поспешил объяснить её, разумеется, на свой лад.

   — К Алексашке Меншикову, — говорил между прочим московский гость Романов одному из своих знакомых, — государева милость такова, что никому таковой нет!

   — Что ж, — отвечал знакомый, — молитва о том Алексашке к Богу, что государь к нему милостив.

   — Тут Бога и не было; ч... его с ним снёс... вольно ему, что ч... в своём озере возится, желает, что хочет!

В то время, как Пётр скасовывает стрельцов, а в народе бродят самые чёрные истолкования нередко чистых чувств и симпатий Петра, обратимся к той, в обществе которой отдыхал Пётр в это полное крови ужаса время.

Постараемся проследить, с какого времени и при каких обстоятельствах возникло расположение Петра к Анне Монс; что это была за женщина, окончательно «остудившая» его к царице и ускорившая решение её горькой участи, что это за женщина, которой, по свидетельству иноземцев, отдав сердце, Пётр непременно были отдал и корону всей России, если бы только на его любовь красавица ответила такою же страстью? Нечего и говорить, что вследствие всех этих обстоятельств Анна Ивановна выступает из ряда дюжинных любовниц великих персон — и заслуживает нескольких страниц в очерках истории царствования Петра Великого.

На правом берегу Яузы исстари, ещё со времён Ивана Грозного, особою слободою поселены были иноземцы разных вер и наций; Немецкая слобода была как бы особым городом, резко выделявшимся как по своему внешнему виду, так и по образу жизни своих обитателей. Разорённый и уничтоженный «в нужное и прискорбное время», т. е. в начале XVII века, Кукуй-городок снова возник при царе Алексее.

Шотландцы, голландцы, англичане, французы и другие иноземцы, доселе раскинутые по всей Москве, водворены были теперь в новоиноземческой слободе. Отведённые под неё пустыри быстро покрылись прекрасными домиками, огородами и садами; над слободой возвысились иноземческие кирки, и жизнь совершенно особая потекла на Кукуе. Тут были люди всех наций, разных вероисповеданий, языков, «художеств и ремёсел». Возле дома генерала подымалось жилище немецкого гостя, близ доктора жил какой-нибудь виноторговец, далее золотых дел мастер, плотник и другие ремесленники; генералы и полковники иноземцы большею частью жили в слободе; из негоциантов здесь были заметнее других дома Кельдермана, «Московского государства поверенного и чести достойного» Даниеля Гартмана, Яна Любса, золотых дел мастер Монса и др. Тут же жили семейства покойных служилых иноземцев, как, напр., генерала Гамильтона и др. Несмотря на сословные отличия и разность занятий, иноземцы, вообще говоря, жили незамкнуто в своих семьях или небольших кружках. Жизнь общественная при первых благоприятных для иноземцев обстоятельствах получила в Кукуй-городке широкое развитие особенно тогда, когда Московское правительство, в лице Петра, стало им покровительствовать. Почти всех хорошеньких дам и девиц, — а красавицами изобиловала слобода, — можно было встретить на любой вечеринке у какого-нибудь негоцианта. Вечерние сходки были беспрерывны; на них обыкновенно старики и важные иноземцы собирались в отдельном покое, дымили трубками да осушали стаканы, а молодёжь без устали танцевала в соседних покоях; тут были и бесконечные польский, и гросфатер, и какой-то танец с поцелуями; пляски — зачастую начатые в 5 часов пополудни — оканчивались к 2 часам утра; Детали и церемоний не знали; простота и свобода доходили до грубости; ссоры, драки между подгулявшими кукуйцами были ежедневно...