Жены и возлюбленные французских королей - [43]
Герцогиня де Лавальер с детьми в образе ангелов
Кроткая Лавальер страдала от своего унижения, от попранных чувств, однако принимала свою долю терпеливо, не то чтобы без слез, но без жалоб. Она была готова покориться всему, лишь бы не порывать отношений. Ее благочестие и стремление к покаянию дали ей возможность воспринять этот суровый приговор как наказание свыше, она считала его заслуженным, будучи убеждена в совершенных ею прегрешениях, на которые указал Боссюэ, продолжавший поощрять набожное рвение кающейся грешницы. Но, несмотря на ее веру, несмотря на возникшее отвращение к создавшейся ситуации, в ней продолжало жить сильное чувство, и она не могла решиться покинуть свое место. Людовик, увлеченный Монтеспан, сохранял немного теплоты и к Лавальер, и она с признательностью принимала это, постоянно ожидая, что, может быть, в один прекрасный день к королю вернется прежняя страсть, и не находила в себе силы ни на разрыв, ни на открытое возмущение. Искренне страдая из-за соперницы, она в угоду королю, как-то незаметно сделалась ее компаньонкой, ее советчицей, даже причесывала ее своими руками. Никогда еще ни одного короля не любили так горячо ради него самого, никогда не существовало при дворе столь бесхитростной и не стремящейся к власти любовницы. Милосердие в ней сочеталось с любовью, покаяние со стыдливостью, которой она не могла побороть, и Луиза Милосердная продолжала молча страдать от своего унижения перед новой королевской фавориткой. Она стала носить власяницу и большую часть времени посвящала покаянию и молитве. А тем временем Людовик, словно восточный султан, выставлял напоказ обеих своих женщин, содержал и одну, и другую, обедал, сидя между Монтеспан и Лавальер, и, нанося первой продолжительные визиты, украдкой навещал и вторую. Известная своим злословием принцесса Пфальцская рассказывала анекдот, правда, не подтвержденный ни одним свидетелем, из которого следовало, если только это действительно не ложь, что Людовик был совершенно бессовестным сатрапом, вульгарным невежей, чуждым приписываемой ему галантности и куртуазности по отношению к дамам. Лавальер, к которой король сохранял свои чувства, всегда оставалась его первой фавориткой, никогда не встречая с его стороны открытой грубости, и король, хотя и охладел к ней, внешне продолжал проявлять к ней уважение. Принцесса Пфальцская рассказывала, что в Сен-Жермене, где две дамы занимали смежные апартаменты, Людовик посещал сначала Лавальер, а затем проводил вечер у Монтеспан. Пробыв недолгое время у первой, он брал у нее разрешение на то, чтобы отправиться к ее сопернице, и, оставляя вместо себя маленькую собачонку, говаривал: «Вот вам компания, мадам, с вас и этого достаточно». Какова бы ни была правдивость этой невероятной истории, мадемуазель де Лавальер все острее переживала свое унижение, и ее раненое чувство все непреодолимее увлекало ее к Богу. Большая роль в этом обращении принадлежала Боссюэ, но окончательное решение еще не приходило. В 1671 году она как будто решилась. 10 февраля Луиза тайно покинула двор и удалилась в женский монастырь Шайо, решив посвятить себя Богу. Однако этот выбор оказался довольно непрочным, ибо достаточно было королю расплакаться и попросить ее вернуться, чтобы она покорилась. Не исключая искренности, этот порыв все же являлся маневром. Без сомнения, Луиза хотела испытать чувства короля, и такой результат показался ей обнадеживающим. Король все еще любил ее. Если король ее позвал, то он действовал не ради какого-то особого расчета, но ради старой связи, налаженной и принятой всеми, оказавшейся сильнее отношений с Монтеспан. Все это выражалось публично, и на маскировку видимости просто не хватало времени. Действительно, Людовик XIV переживал возвращение страсти, да и его эгоизм был уязвлен оттого, что его покинула собственная любовница. Тем не менее в последующие годы Луиза имела возможность испытать увеличивавшееся безразличие короля и постоянный рост его расположения к Монтеспан. Она боролась со своей слабостью, вынуждавшей ее к бездействию, оставаясь третьей в греховной жизни короля, и наконец Боссюэ убедил ее в необходимости спасения собственной души. Людовик сначала установил между двумя соперницами полное равенство. За столом он сажал одну из них справа, а другую слева от себя, обеим помогал входить в свою карету. Если проводились какие-то переоборудования в покоях одной, тут же подобного внимания удостаивалась и другая. К тому же обе женщины сохраняли между собой согласие, наряжали друг друга, обменивались губной помадой. Но если Луиза оставалась терпелива, скромна и всем своим видом молила короля обратить на нее взгляд и внимание, то Монтеспан вела себя надменно, дерзко и язвительно. Каждый раз, когда король обращался к Лавальер, что случалось все реже и реже, она выдумывала новые изощренные пытки для несчастной. Наконец, видя беспечность со стороны короля, она превратила свою соперницу в камеристку, заставляя ее причесывать и одевать себя и, потешаясь над ее безволием, изощрялась в остроумии, которое мучило Лавальер и веселило двор. Луиза пресытилась своим подчиненным положением, где не она играла главную роль, а служила лишь безвольной наперсницей любовной страсти короля. В апреле 1674 года, окончательно решившись разорвать так долго связывавшие ее горькие узы и покаяться, она наконец склонилась к тому, чтобы оставить двор. Она простилась со своими друзьями, принесла публичные извинения королеве и 19 апреля поступила в монастырь кармелиток. В тридцать лет она стала сестрой Луизой Милосердной и посвятила себя благочестию и умерщвлению плоти, умерла она в 1710 году.
