Женского рода - [25]

Поль сокрушенно пожал щуплыми плечами, умоляю­щим жестом остановил Кирш от продолжения: «Все, все: подробности меня не касаются!» — и начал теребить де­ревянную пуговицу на просторной кофте.

— Надеюсь, это была не твоя судьба, не твоя единствен­ная…

По дороге к старому дому, вместившему мастерскую Паши-Поля, Кирш не поднимала головы и старалась не смотреть на людей.

— Эй, парень, закурить есть?

Двое подвыпивших мужиков у забора с ожиданием смотрели на Кирш.

Она хмуро протянула им пачку, но никто из них не сде­лал к ней навстречу ни шага.

— Давай-давай, сюда тащи, не сломаешься! — Один из мужиков сплюнул и сунул руки в карманы.

— Да пошли вы! — Кирш сунула пачку обратно в кар­ман.

Ей вслед полетела такая брань, что у нее свело скулы. Мужики побежали ей вслед и ухватили за руку:

— Слышь ты, борзый!..

Кирш выдохнула и с размаху сбила с ног сначала од­ного, потом, увернувшись от замахнувшегося на нее с ре­вом второго, повалила и его.

Руки почему-то дрожали, драться не хотелось, как не хотелось вообще видеть людей и произносить слова.

Утром, уже в мастерской Поля, Кирш лежала, завернув­шись в плед, на кушетке и с тоской разглядывала холодные пейзажи, расставленные по углам. А в наушниках голос Свет­ланы Сургановой пел картину, которая постепенно перехо­дила в сон Кирш: «Солнце выключает облака, ветер дунул, нет препятствий; и текут издалека вены по запястью…»

— Сурганова, Бучч, «Снайперы» — двести! — почти выкрикнула диджей очередной девушке, вставшей на стул перед ее окошком, чтобы заказать песню. Девушка попы­талась возмутиться:

— С чего это? Всегда же по сто?!

— Любезная, я не могу только «тематическую» музы­ку крутить, одно и то же целыми днями! Поэтому двести!

Воздух в «Перчатке» уже был синим от дыма.

Поскольку девушка на стуле неохотно, но достала из кармана джинсов две смятые бумажки, вскоре все услы­шали слова: «Солнце выключает облака…» — и танцпол, как картинка в калейдоскопе, за несколько секунд вместо хаотично двигающихся людей заполнился одними лишь парами. Длинноволосые, бритые наголо, коротко стрижен­ные, стройные, угловатые, мужеподобные, нежные, грубо­ватые — девушки смотрели друг другу в глаза, клали го­лову подруге на плечо, нежно грели руку в своей ладони или прижимали к себе спутницу с грубостью и силой пья­ного тракториста.

Ада — хрупкая миниатюрная девушка с красивым во­сточным лицом — сидела за своим столиком одна и с оби­дой смотрела сквозь танцующие пары на долговязую фи­гуру Кот у барной стойки. Кот то и дело увертывалась от рук сидящей сзади на высоком табурете Феклы, которая норовила обнять ее то за шею, то за талию.

— Да пошла ты!

— Ох, ох, ох!

Ко т сделала шаг в сторону и кивнула кому-то, навстре­чу ей из-под динамика вынырнула девушка-«милитари», и они обменялись рукопожатиями.

— Ничего так в тот раз погуляли, да? Слушай, а я все спросить хотела: вот та мышь серая, что тут маячит рядом с Кирш периодически, буксует в основном, это правда, что ли, ее девушка? Я думала, она с той шикарной из стриптиза­ затусила, с длинноногой…

Из-за плеча Кот выглянула Фекла:

— Вот какая хрен разница для Котика, с кем эта шиза­нутая Кирш тусит?! Тоже мне персона!

— Да заткнись ты! — Кот в очередной раз отмахну­лась от Феклы, вернулась к своему пиву.

К нехитрому разговору прислушивалась стоящая у стойки чуть поодаль полная девица с обесцвеченным кон­ским хвостом и устрашающими красными тенями вокруг глаз. Она слегка придвинулась и вкрадчиво поинтересо­валась;

— А Кирш — это такая деловая, которая со свитой сосок ходит?

Кот воинственно распрямилась:

— Твое-то какое дело, чума?

Особа с красными глазами брезгливо хмыкнула:

— Да вон там этой, при входе, ваши же знакомые рас­сказывают, что Кирш ваша девчонку свою замочила!

Кот выплюнула пиво и, отодвинув хвостатую девицу в сторону, направилась к выходу, резким движением остро­го локтя оттолкнув нескольких человек, оказавшихся на ее пути,

У стены с зеркалами стояли Настена и Ли Лит: Настена, сунув руки в карманы и прикусив нижнюю губу, оза­даченно покачивала головой, Ли Лит нервно стряхивала сигарету и, то и дело убирая волосы за уши, что-то рас­сказывала. Чуть в стороне стояла стайка недовольных де­виц, одна из которых вырывалась от удерживающих ее подруг и шипела на Ли Лит.

Кот остановилась рядом с Настеной и кивнула в сто­рону стайки:

— Чего это она?

— Да дуры набитые, дети гегемонов, люмпен-класс с одной извилиной… —Ли Лит проговорила это как закли­нание. — Вот какое им дело до Кирш?! Свора, сектанты, лесбиянки поганые!

Настена хмыкнула, Ли Лит вздохнула:

— Пардон, что говорю такое в этом храме женской любви, но они ж правда сектанты. Вот что они сворой хо­дят, зачем слеты устраивают, сайты они что, спортсме­ны, политическая партия? Что за бред толпиться по прин­ципу сексуальной ориентации?!

Питая страсть к Кирш, Кот недолюбливала Ли Лит: для друга она была слишком женщиной, а значит, однаж­ды могла соблазнить свою дерзко-мальчишескую подру­гу юности.

— Ты сама-то кто? Такая же лесбиянка, только на понтах…

Кот пыталась щуриться, как Кирш, и так же выбрасы­вать в сторону ногу, постукивая мыском по полу. Но Кирш во всех своих движениях была привлекательно дерзкой и любым действием, будь то взгляд или слово, безошибоч­но попадала в поты своего образа — той странной мело­дии, на которую люди тянулись, как змеи на звуки вол­шебной дудочки. Возможно, это и называется харизмой, и позаимствовать ее невозможно: копируя Кирш, Кот выг­лядела как-то угрюмо-неуклюже, хотя и не комично. Ког­да Кирш с угрозой выбрасывала вперед указательный па­лец, он имел свое устрашающее действие на фоне ее широ­ких плеч; у Кот была та же тонкая талия, упругая малень­кая грудь, узкие бедра и стройные длинные ноги, но она сутулила и без того покатые узкие плечи, и ее указатель­ный пален бессильно повисал в воздухе, а вместо уничто­жающего взгляда миндалевидных карих глаз — взгляда, под которым хотелось погибнуть, — у Кот был колючий черный взгляд, от которого хотелось увернуться. Все эти отличия Ли Лит отметила в Кот уже давно, и потому сей­час просто снисходительно разглядывала серьгу в ее ухе.