Женское нестроение - [80]

И — конецъ рѣчи, который хорошо и справедливо звучитъ еще и для нашихъ дней:

— Наступитъ день, когда даже и наше сонное и лѣнивое общество проснется и стыдно ему станетъ, что оно такъ долго позволяло безнаказанно топтать себя ногами, вырывать y себя своихъ братьевъ, сестеръ и дочерей и губить ихъ за одну только свободную исповѣдь своихъ убѣжденій! И тогда оно отомститъ за нашу гибель… Преслѣдуйте насъ — за вами пока матеріальная сила, господа; но за нами сила нравственная, сила историческаго прогресса, сила идеи, a идеи — увы! — на штыки не улавливаются!

Бардина, безъ ложной скромности, могла бы прибавить:

— A не улавливаютея идеи на штыки потому, что мы идемъ на штыки за идеи! И идемъ не однажды, не случайно, не мгновеннымъ порывомъ и вдохновеніемъ страсти, но изо дня въ день, годъ за годомъ, всю свою жизнь!

Для всѣхъ этихъ женщинъ, покуда онѣ въ Россіи, жизнь дѣлится на тюрьму и дѣятельность. Если онѣ не въ тюрьмѣ, значитъ — онѣ агитируютъ. Если онѣ не агитируютъ, значитъ, онѣ въ тюрьмѣ. Какой фантастическій романъ можетъ сравниться съ біографіей Перовской, съ ея арестами, побѣгами, переодѣваніями, отчаянною работою въ подкопахъ, тюрьмами и перелетами изъ конца въ конецъ по Россіи? Но вѣдь Перовская — только наиболѣе типическая индивидуальность, болѣе или менѣе такъ жили всѣ ея подруги по дѣлу. Ихъ фанатизмъ къ работѣ свободы страшенъ въ своей несокрушимой гибкости, какъ клинокъ толедской стали. Когда, въ 1878 г., не удалась вооруженная попытка отбить y жандармовъ Войнаральскаго, участники покушенія гораздо больше, чѣмъ полиціи, боялисъ: что скажутъ женщины партіи? что скажетъ Перовская? Гартманъ съ товарищами рѣшили — въ случаѣ обыска, не отдаваться живыми, похоронить себя вмѣстѣ съ жандармами подъ разваливами дома. Ho y кого не дрогнетъ рука произвести самоубійственный взрывъ? Общимъ рѣшеніемъ выбираютъ Перовскую. Софьѣ Лешернъ смертная казнь замѣнена пожизненною каторгою. Она впала въ истерику и рыдала весь день, оскорбленная, что y нея отняли честь умереть съ товарищами — Браднеромъ, Антоновымъ и Осинскимъ. Лешернъ была взята при вооруженномъ сопротивленіи. Гдѣ женщины революціи, тамъ, послѣ выстрѣла Засуличъ, почти всегда и вооруженное сопротивленіе. Онѣ не боялись ни боя, ни тюрьмы, ни казней. Онѣ — «неисправимыя». Кутиновская бѣжитъ изъ Нерчинска. На свободу? Нѣтъ — только, чтобы стрѣлять въ генералъ-губернатора Ильяшевича. Имя Вѣры Засуличъ впервые мелькаетъ мимоходомъ еще въ нечаевскомъ процессѣ! Кто разъ появился ва роковомъ красномъ фонѣ, остается на немъ вѣчно, лишь перемѣщаясь, какъ свѣтящаяся муха. Мужчины устаютъ, мужчины мѣняютъ мнѣнія, мужчины иногда просятся на отдыхъ и сдаются на капитуляцію подъ милостивыя условія частныхъ амнистій. Въ женской революціи процентъ сдающихся до того ничтоженъ, что даже не легко припоминаются имена. Въ организаторскихъ съѣздахъ 1879 года, рѣшившихъ судьбу Александра II, участвовали равно мужчины и женщины, но женская группа ихъ не выдѣлила впослѣдствіи ни Тихомирова въ кофточкѣ, ни Гольденберга въ юбкѣ. Когда женщина старой русской революціи устаетъ и не надѣется на свои силы, чтобы далѣе нести свой крестъ мести и печали, y нея одинъ выходъ — въ могилу. Бывали годы, наполненные такимъ отчаяніемъ женскимъ, что самоубійства повторялись чуть ли не эпидемически. Ужасенъ въ этомъ отношеніи некрологъ 1883-ro года, въ теченіе котораго въ Женевѣ застрѣлилась Софья Бардина, въ Бернѣ отравилась Евгенія Завадская, въ Красноярскѣ отравиласъ Колотилова, въ Енисейскѣ — Лидія Клейнъ, въ домѣ предварительнаго заключенія повѣсилась Настасья Осинская, сестра знаменитаго Валеріана Осинскаго, повѣшеннаго въ Кіевѣ въ 1879 году — и рабочій Бочинъ въ Якутской области задушилъ Елену Южакову, въ развязкѣ романической исторіи, что, собственно говоря, слѣдуетъ отнести тоже къ разряду нравственныхъ самоубійствъ. И, все-таки, опять надо сказать: женскіе нервы выдерживали борьбу съ большею выносливостью, чѣмъ мужскіе. Просматривая въ книгѣ Бурцева некрологи революціи съ 1875 года по 1896 годъ, я насчиталъ 48 мужскихъ самоубійствъ на 15 женскихъ. Количество женскихъ сумасшествій относится къ мужскому, какъ 5:12. Цифры эти, конечно, далеки отъ точности и, при томъ, говорятъ только о вождяхъ, такъ сказать, объ аристократіи движенія: масса отъ нихъ ускользнула и врядъ ли поддается подсчету, — но схему отношеній онѣ, во всякомъ случаѣ, даютъ — и съ достаточною выразительностью. Наоборотъ, выносливость физическая, какъ и слѣдовало ожидать, несравненно дольше сохраняетъ мужчинъ въ тюрьмѣ и ссылкѣ и дѣлаетъ болѣе удачными ихъ побѣги. Для женщины Восточная Сибирь и каторжная тюрьма — смертный приговоръ, растянутый не болѣе, какъ на два, на три года, много — на пять лѣтъ. Поразительный примѣръ Вѣры Фигнеръ, которую не могли ни заморить, ни измѣнить двадцать лѣтъ шлиссельбургской кельи, своею исключительностью только подчеркиваетъ общее правило. Уходя въ революцію, женщина твердо знала, что обрекаетъ себя на смерть скорую и неминуемую — отъ правительственной ли кары, отъ своей ли руки, что революціонная работа есть самый быстрый и вѣрный способъ украсть y себя жизнь. Но рѣдко кого смущало это сознаніе. Сильные женскіе характеры встаютъ одинъ за другимъ непрерывною цѣпью — и не только по одиночкѣ, a очень часто цѣлыми группами. Революція имѣетъ свои женскія династіи: сестры Фигнеръ, сестры Любатовичъ, Субботины. Разсматривая женскія революціонныя самоубійства, не трудно видѣть, что большинство ихъ создано или, дѣйствительно, такою безысходностью положенія, что только и остается — перерѣзать себѣ осколкомъ стакана сонную артерію, какъ Гинсбургъ въ Шлиссельбургѣ, или вполнѣ понятнымъ отчаяніемъ ранней юности. Въ 1881 году въ Красноярскѣ повѣсилась семнадцатилѣтняя Викторія Гуковская, осужденная на поселеніе по одесскому дѣлу въ 1879 году, когда ей было всего 14 лѣтъ. Не то удивительно, что ребенокъ лишилъ себя жизни, — удивительно, что онъ терпѣлъ жизнь два года!