Женское нестроение - [106]

Шрифт
Интервал

Ho, если отъ «малыхъ сихъ» мы подымемся повыше, въ мягкія обстановки второго и перваго классовъ, то увидимъ, что и здѣсь приключенія, въ родѣ обличеннаго Борецкимъ, далеко не невозможны, даже не исключительны. Пусть дамы, странствовавшія много и одиноко, вспомнятъ свои путевыя впечатлѣнія: почти y каждой встанеть въ памяти какое-либо — и не одно! — желѣзнодорожное или пароходное ухаживаніе, въ которомъ любезность такъ тѣсно граничила съ наглостью, что дамѣ едва доставало такта, чтобы тянуть время безъ скандала, покуда не выручало ея появленіе какихъ-либо третьихъ лицъ. Правда, что бываетъ и наоборотъ. Существуетъ, напримѣръ, прелюбопытная порода кочевыхъ дамочекъ изъ пожилыхъ Еленъ, скучающихъ при вовсе дряхлыхъ Менелаяхъ, изъ старѣющихъ разводокъ, неутѣшныхъ вдовицъ и полудѣвъ, не обрѣтшихъ мужа, — для которыхъ путешествіе по Волгѣ — такое же систематическое средство избывать озлобленіе тѣлесное, какъ для ялтинскихъ и кисловодскихъ курортныхъ барынекъ — прогулки съ проводниками, но гораздо болѣе дешевое и менѣе огласочное. Правда, что на душу такихъ веселыхъ грѣшницъ приходится переложить много грѣха изъ той амурной наглости, что встрѣчаетъ и окружаетъ на русскихъ поѣздахъ и пароходахъ едва-ли не каждую одинокую и красивую пассажирку. Но, все же, вина путейскаго Адама не таетъ отъ извинительной ссылки на Еву, и яблочные соблазны ея, и безобразіе остается безобразіемъ, a подлецы — подлецами.

Я старый журналистъ, всегда жилъ въ тѣсномъ общеніи съ публикою, и на вѣку своемъ мвого принялъ конфиденцій. И, такъ какъ я много занимался женскимъ вопросомъ, то, преимущественно, удостаивался конфиденцій женскихъ. Много видѣлъ я женскихъ слезъ, катящихся изъ глазъ по щекамъ во время устной исповѣди, или расплывшихся, вмѣстѣ съ чернилами, по бумагѣ исповѣди письменной. Словомъ, слезами меня не удивишь. Но однѣ нзъ самыхъ ужасныхъ слезъ, которыя я помню, падали изъ глазъ прекрасной женщины, — уже не слишкомъ молодой, лѣтъ за тридцать, матери семейства, съ хорошимъ общественнымъ положеніемъ, — пріѣхавшей ко мнѣ въ 1898 году посовѣтоваться… куда ей бѣжать отъ семьи и любимаго мужа, чтобы скрыть беременность, невинно возникшую изъ приключенія, почти однороднаго съ дѣломъ Егоровой. Разница была только въ томъ, что «героемъ» явился контролеръ, воспользовавшійся ночнымъ одиночествомъ несчастной красавицы въ вагонѣ перваго класса… Ну, что же было дѣлать съ этимъ негодяемъ? Заявить жалобу станціонному жандарму? Составить протоколъ? Себѣ дороже. Насиліе — для женщины извѣстныхъ буржуазныхъ круговъ — несчастіе, съ которымъ она, въ современномъ обществѣ, можетъ раздѣлаться лвшь двумя способами: либо трагическимъ скандаломъ — убійствомъ и самоубійствомъ во вкусѣ римской Лукреціи, либо скрывъ свой позоръ такъ, чтобы о немъ и подушка подъ головою не слыхала… Есть неповинные срамы, обличать которые не найдетъ въ себѣ гражданскаго мужества ни одна «порядочная женщина». A если найдетъ, то предразсудочная среда цѣломудренной буржуазіи, все равно, отлучитъ ее, какъ зачумленную овцу, и приготовитъ ей судьбу той «мадамъ Баттистъ», потрясающую трагедію которой разсказалъ намъ Гюи де-Монассанъ.

Ни одно преступленіе не съѣдается такъ часто и полно беззащитнымъ и робко-разсудочнымъ молчаніемъ жертвы, какъ изнасилованіе. И, поэтому, когда выплываютъ на чистую воду мерзости, подобныя егоровскому дѣлу, общество въ правѣ ждать отъ юстиціи своей, — даже въ тѣхъ обломкахъ, какъ мы имѣемъ ее сейчасъ, — самаго тщательнаго и гласнаго ихъ разслѣдованія, самой суровой ихъ кары участвовавшимъ негодяямъ и, затѣмъ, самыхъ дѣятельныхъ мѣръ къ принципіальному искорененію передвижныхъ разбойничьихъ компаній, женолюбивые подвиги которыхъ то и дѣло вспыхиваютъ то здѣсь, то тамъ, на рельсовой сѣти русской, подобно сквернымъ болотнымъ огонькамъ. Пути сообщенія должны быть путями сообщенія, a не засадами разбоя, a не пріютами проституціи, альфонсизма, сводничества и насильничающаго сатиріазиса. Въ Англіи, если купе занято одною дамою, пассажиръ никогда не войдетъ въ него, потому что такой tкte à tкte почитается двусмысленнымъ (тоже нравы!).. У насъ, наоборотъ, пассажирка боится остаться одна въ купе, потому что къ ней — «можетъ влѣзть всякій», а, пуще всякаго, сами же присяжные тѣлохранители путешествующихъ странниковъ и странницъ — желѣзнодорожные Соловьи Разбойники.

1907.


Год: 1905


Еще от автора Александр Валентинович Амфитеатров
Дом свиданий

Однажды в полицейский участок является, точнее врывается, как буря, необыкновенно красивая девушка вполне приличного вида. Дворянка, выпускница одной из лучших петербургских гимназий, дочь надворного советника Марья Лусьева неожиданно заявляет, что она… тайная проститутка, и требует выдать ей желтый билет…..Самый нашумевший роман Александра Амфитеатрова, роман-исследование, рассказывающий «без лживства, лукавства и вежливства» о проституции в верхних эшелонах русской власти, власти давно погрязшей в безнравственности, лжи и подлости…


Катакомбы

Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.Из раздела «Италия».


Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

В Евангелие от Марка написано: «И спросил его (Иисус): как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много» (Марк 5: 9). Сатана, Вельзевул, Люцифер… — дьявол многолик, и борьба с ним ведется на протяжении всего существования рода человеческого. Очередную попытку проследить эволюцию образа черта в религиозном, мифологическом, философском, культурно-историческом пространстве предпринял в 1911 году известный русский прозаик, драматург, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик Александр Амфитеатров (1862–1938) в своем трактате «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков».


Мертвые боги (Тосканская легенда)

Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.


Наполеондер

Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.Из раздела «Русь».


Пушкинские осколочки

«Единственный знакомый мне здесь, в Италии, японец говорит и пишет по русски не хуже многих кровных русских. Человек высоко образованный, по профессии, как подобает японцу в Европе, инженер-наблюдатель, а по натуре, тоже как европеизированному японцу полагается, эстет. Большой любитель, даже знаток русской литературы и восторженный обожатель Пушкина. Превозносить «Солнце русской поэзии» едва ли не выше всех поэтических солнц, когда-либо где-либо светивших миру…».


Рекомендуем почитать
Карнавал Владимира Путина

В своей новой книге Владимир Сергеевич Бушин, один из самых ярких и острых публицистов России, пишет о «карнавале» Владимира Путина, беспощадно срывая маски с участников этого действия. Перед читателем промелькнут знакомые лица политических деятелей и творцов современной культуры — Бушин показывает, что они представляют собой на самом деле. Автор уверен, что рано или поздно этот карнавал закончится, и тогда на смену ряженым придут настоящие герои.


О своем романе «Бремя страстей человеческих»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Правда не нуждается в союзниках

«Правда не нуждается в союзниках» – это своего рода учебное пособие, подробный путеводитель по фотожурналистике, руководство к действию для тех, кто хочет попасть в этот мир, но не знает дороги.Говард Чапник работал в одном из крупнейших и важнейших американских фотоагентств, «Black Star», 50 лет (25 из которых – возглавлял его). Он своими глазами видел рождение, расцвет и угасание эпохи фотожурналов. Это бесценный опыт, которым он делится в своей книге. Несмотря на то, как сильно изменился мир с тех пор, как книга была написана, она не только не потеряла актуальности, а стала еще важнее и интереснее для современных фотографов.


Газетные заметки (1961-1984)

В рубрике «Документальная проза» — газетные заметки (1961–1984) колумбийца и Нобелевского лауреата (1982) Габриэля Гарсиа Маркеса (1927–2014) в переводе с испанского Александра Богдановского. Тема этих заметок по большей части — литература: трудности писательского житья, непостижимая кухня Нобелевской премии, коварство интервьюеров…


Письмо чудаку, озабоченному поиском смыслом жизни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Русская жизнь-цитаты-апрель-2017

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Революции ради юродивая»

«Прочитал в «Сегодня» о кончине М. В. Ватсон. Откровенно сказать, я уже лет семь почитал ее отошедшею из мира сего в пребывание «со духи праведны». В газетах – ошибкою – было, и опровержений не последовало. А было даже не о смерти, но уже о каком-то безобразии, якобы учиненном беспризорными или иными подсоветскими хулиганами над ее могилою на петербургском Волковом кладбище. Помню, я тогда еще подивился, как же это вышло, что мы, зарубежники, проморгали смерть такой замечательной, единственной в своем роде женщины и узнаем о ней только из заметки о кладбищенских непорядках?..».


Захарьин

«Предсвяточное событие Белокаменной – смерть Захарьина. Когда я увидел это неожиданное известие в „Московских ведомостях“, я, право, не поверил своим глазам и даже протер их:– Как же это? Захарьин, сам Захарьин – и вдруг умер?!.».


Душа армии

«„Душа Армии“ ген П. Н. Краснова, с обширным предисловием г. Н. Н. Головина, представляет собой опыт введения в почти что новую и очень молодую еще науку „Военной психологии“. Военно-педагогическое значение этой книги подлежит критике военных специалистов, к которым себя отнести я никак не могу. Думаю, однако, что военно-критическая задача уже исчерпывающе выполнена двадцатью пятью страницами блестящего головинского предисловия. Дальнейшая критика, может быть, прибавит какие-нибудь замечания и соображения по технике военного искусства, темной для нас, штатских профанов, но глубокое психологическое содержание труда П. Н. Краснова освещено ген Головиным полно, ярко и проникновенно…».


Павел Васильевич Шейн

«К концу века смерть с особым усердием выбирает из строя живых тех людей века, которые были для него особенно характерны. XIX век был веком националистических возрождений, „народничества“ по преимуществу. Я не знаю, передаст ли XX век XXI народнические заветы, идеалы, убеждения хотя бы в треть той огромной целости, с какою господствовали они в наше время. История неумолима. Легко, быть может, что, сто лет спустя, и мы, русские, с необычайною нашею способностью усвоения соседних культур, будем стоять у того же исторического предела, по которому прошли теперь государства Запада.